Биографии. История жизни великих людей

Биография
"Не делай другому того, чего не желаешь себе". (Из Декларации прав человека и гражданина, принятой Нац. Конвентом Франции в 1793 году).
Гиллель появился в Иерусалиме в начале правления Ирода. Он пришел из Вавилона с большой семьей уже немолодым человеком, лет примерно сорока. Несмотря на благородное происхождение (он был из рода царя Давида), жил он очень бедно, все свои силы и значительную часть заработка тратя на учение. К учению он питал неодолимую страсть; эта страсть и привела его в Святой Город. Учиться он начал еще в молодые годы на родине, в Вавилоне, и постепенно приобрел необыкновенные познания не только в Писании и Устном Законе, но и в тех науках, которые позднее стали называться светскими.
И вот, когда острый ум Гиллеля охватил всю науку тогдашнего Вавилона, он решил перебраться в столицу еврейского мира -- Иерусалим, чтобы иметь возможность слушать Учение из уст двух великих мудрецов -- Шемайи и Авталиона.
В Иерусалиме он сделался самым усердным и неутомимым посетителем школы, где преподавали знаменитые законоучители. Чтобы существовать, он нанимался на поденную работу и, получая полдинария в день, половину отдавал привратнику за право входа в школу, а другую половину тратил на пропитание своей семьи.
Однажды случилось так, что он остался без заработка, и привратник не впустил его в школу.
Не желая, однако, пропустить занятия, Гиллель взобрался на крышу школьного дома и здесь, приложив ухо к решетчатому просвету, увлеченно слушал толкования мудрецов. Случилось это, рассказывают, в канун субботы, в зимнюю пору. Выпал снег и засыпал Гиллеля, который так увлекся дискуссией, что не замечал ничего кругом. Когда стало рассветать, Шемайя сказал Авталиону:
-- Брат Авталион! Всегда в этот час уже светло, а сегодня что-то темно. Неужели настолько облачно?
Взглянув наверх, они увидели человеческий силуэт в просвете окна. Взошли наверх и увидели Гиллеля, покрытого слоем снега в три локтя толщиной. Очистив от снега, они его умыли, умастили `леем, усадили у очага.
-- Такой человек, -- сказали Шемайя и Авталион, -- заслуживает, чтобы из-за него нарушили субботний покой!
Довольно быстро Гиллель стал одним из лучших учеников вышеупомянутых мудрецов и получил известность в ученых кругах. Однако обстоятельства вынудили его вернуться на родину. За время его отсутствия оба великих мужа скончались. Многие ученики Шемайи и Авталиона рассеялись по всему Востоку. Закон все больше и больше забывался в народе. И в то опасное время на улицах Иерусалима вновь появляется Гиллель.
Талмуд говорит: "Когда Тора была забыта в народе, пришел из Вавилона Эзра и возродил ее. Когда Тора вновь была забыта, явился Гиллель Вавилонский и снова дал ей крепкие устои".
В тот год случилось довольно редкое совпадение кануна Песаха и Шабата. В связи с этим возник алахи-ческий вопрос о дозволенности пасхального жертвоприношения. Все смешались, не зная, как решить проблему. Наконец, кто-то вспомнил, что Гиллель Вавилонский, ученик Шемайи и Авталиона снова в городе.
За ним послали, и он с легкостью решил этот вопрос. Пасхальная жертва была принесена, а Гиллель сделался наси -- патриархом еврейского народа.
Долгая деятельность Гиллеля на этом посту оказала сильное влияние на жизнь еврейства. За счет своих удивительных личных качеств, богатых знаний во многих областях человеческой деятельности, тонкого ума и мудрой политики ему удалось сохранить и развить традиционные еврейские ценности, укрепить значение и понимание Устного Закона, создать основы для будущей богатой духовной жизни еврейского народа.
Личность Гиллеля очаровывала не только современников, но и людей всех последующих поколений. Необыкновенная привязанность народа к нему была перенесена и на его потомков. Председательство в Санхедрине сделалось наследственным в доме Гиллеля, и тринадцать его потомков в продолжении почти четырехсот лет руководили еврейским народом.
Сохранившиеся в Талмуде рассказы свидетельствуют о разнообразных чертах личности Гиллеля: миролюбии, удивительной скромности, кротости и доброте. Его изречения сверкают, как драгоценные камни.
Один из рассказов повествует о том, как два человека поспорили на большую сумму денег, удастся ли вывести Гиллеля из терпения. И вот, один из спорящих стал ходить в дом Гиллеля в канун Шабата, вызывая его, уже тогда бывшего почтенным патриархом, во двор и задавая ему вопросы один нелепее другого. Гиллель каждый раз спокойно одевался, выходил к вопрошающему и отвечал на все его глупые вопросы с самым дружелюбным видом. Дело кончилось тем, что взбесился сам неудачливый спорщик, потерявший целых четыреста зуз.
В другом месте талмуда приводится ставший хрестоматийным рассказ об обращении иноверца. Некий иноверец, проходя мимо двора школы, услышал, как кто-то из учеников читал всдух Писание, в котором говорится об одежде первосвященника. "Пойду, -- подумал тот человек, -- приму иудейскую веру и стану первосвященником". Пришел он к Шамайю, строгому коллеге Гиллеля, и говорит: "Обрати меня с тем, чтобы я стал первосвященником". Неуступчивый Шамай прогнал его. Пришел иноверец к Гиллелю с той же просьбой. Гиллель ответил: "Не венчают человека на царство, покуда он не усвоит обиход царский." Стал иноверец учить Писание. Дочитав до стиха "Если приблизится посторонний, смерти предан будет", спросил: "О ком это?" -- "О всяком человеке не священического рода, будь он хоть сам царь Давид", -- ответил Гиллель. Понял тогда прозелит всю нелепость свих первоначальных претензий и сказал: "Кроткий Гиллель! Будь благословен за то, что помог мне приблизиться к истине".
В высказываниях Гиллеля ясно ощущается тот специфический, неподражаемый ход умозаключений, который пышно расцвел впоследствии на страницах Талмуда, проявился в комментариях раввинов средних веков, ярко вспыхнул в притчах и сказках хасидских мудрецов.
-- Куда ты идешь, учитель? -- спросили раз Гиллеля его ученики.
-- Иду совершить Б-гоугодное дело, -- отвечал Гиллель.

-- Какое именно?
-- Купаться!
-- Разве это такое Б-гоугодное дело?
-- Бесспорно. Статуи царей в цирках -- и для тех имеется особый служитель, который обмывает и чистит их и не только получает плату, но и пользуется почетом. Тем более должен соблюдать свою чистоту человек, созданный по образу и подобию Б-жьему.
Когда Гиллель второй раз появился в Иерусалиме, он был уже вполне состоятельным человеком. Возможно, он разбогател, участвуя в торговом деле своего старшего брата, а, возможно, и используя свои разнообразные знания. Как бы то ни было, он уже имел возможность помогать другим. И, надо сказать, щедрость Гиллеля в делах благотворительности не знала границ.
Он был настолько деликатен, что всегда заботился о том, чтобы эта сторона его деятельности никому не стала известна.
Высокими нравственными достоинствами отличались и ученики Гиллеля -- те самые будущие мудрецы, которым досталось в тяжелое время римского владычества, в эпоху разрушения Второго Храма и ликвидации даже видимости еврейского государства принять и развить многовековое наследие нашего народа, создать новые формы еврейской жизни.
В Талмуде говорится, что между школами Гиллеля и Шамайя шли горячие споры по 316-и проблемам закона, и хотя и те, и другие толковали закон верно, поступать все же следует по толкованиям школы Гиллеля. Но, если учение и тех, и других истинно, продолжает Талмуд, чем же удостоилась преимущества школа Гиллеля?
Тем, что ее последователи отличались духом кротости и смиренномудрия и, наряду со своим учением, преподавали также учение школы Шамайя. Мало того, мнения школы Шамайя они излагали всегда раньше собственных толкований (что в ту пору трактовалось, как оказание почета).
Своей практической деятельностью, самим образом мыслей и действий великий патриарх немало способствовал объединению еврейского народа, долгие годы расколотого войной между перушим и цаддуким.
Главным вопросом, по которому расходились эти две группы, был вопрос об Устной Торе. Цаддуким не признавали других авторитетов, кроме авторитета Письменной Торы, которую понимали буквально. Перушим же утверждали, что, наряду с Письменной Торой, существует Тора Устная, в которой содержатся многие важные законы и толкования и без которой Письменная Тора является закрытой для человека книгой.
Смысл Устного Закона Гиллель проиллюстрировал следующим образом. Однажды к нему пришел язычник, который соглашался перейти в иудаизм, но с условием, что он примет только Письменную Тору.
Гиллель ласково принял его и взялся его учить. В первый день он показал язычнику еврейский алфавит: алеф, бет, гимел, далет и т.д. На второй день Гиллель написал тот же алфавит в обратном порядке. -- Что это? -- спросил язычник.
-- А это то же самое, что и вчера, только в несколько ином порядке, -- ответил Гиллель. -- Так и Устный Закон есть тоже самое, что и Письменный, только иначе изложенный. Ты ведь поверил мне, когда я дал тебе порядок букв? Почему же тебе не верить и в Устный Закон, который передан нам нашими предками?
Гиллель провозгласил семь правил выведения Устного Закона из Закона Письменного, и эти правила составили основу того метода хитроумных и глубоких умозаключений, который впоследствии получил название талмудического. Гиллель также был первым, кто начал записывать и упорядочивать Устное Учение. Труд этот послужил основанием для всех позднейших редакций Мишны, и известная нам Мишна Рабби и также Талмуд, на ней построенный, сохранили тот же порядок изложения материала, который был предложен Гиллелем.
Заслугой Гиллеля является и то, что он прочно утвердил в сознании евреев мысль, что отношения между людьми не менее важны для Б-га, чем отношения людей к самому Б-гу.
Слова Гиллеля, вынесенные в эпиграф, повторялись тысячи раз на десятках языков. Вот сущность всей Торы, данной Б-гом людям, вот сущность всех требований, которые Он им предъявляет, -- сказал Гиллель. "Не делай другому того, чего себе не желаешь. Остальное -- пояснения. Иди и учись!" Б-г, Творец мира, пребывает в этом мире, присутствует в каждом жизненном проявлении. Он слышит наши слова, видит наши деяния, прозревает помыслы. Он сотворил человека в помощь Себе для того, чтобы тот освящал каждое мгновение своей жизни. Учись видеть в каждом человеке образ Б-жий и помни, что ты призван в этот мир для великой миссии.
Есть на земле религии и культы, резко отделяющие высокое небо, где пребывает Великий и Святой Б-г, от грешной земли, на которой копошатся мелкие и ничтожные человечки. Б-гу служат где-нибудь в специальном месте, в положенный час, а потом, после того, как справлена религиозная нужда и шебуршащий внутри червячок сомнений мирно засыпает, о Б-ге можно и позабыть на время и заняться своими земными делами.
В еврейской Торе такому представлению о Б-ге впервые в мире было сказано решительное "нет". "Возлюби ближнего, как самого себя" -- есть принцип столь же этический, сколь и религиозный. Не существует резкой границы между небом и землей, и мы должны служить Всевышнему на всех путях.
Эти высокие принципы Учения подверглись серьезному испытанию в конце эпохи Второго Храма. Разделение между земным и небесным достигло той опасной черты, когда казалось, что можно быть б-гобоязненным человеком и -- одновременно -- выйти с неверными гирями, говорить ложь, отбирать ни за что имущество вдовы и с полным безразличием наблюдать, как твой ближний издыхает на улице от голода вместе со своими детьми.
Но патриарх Гиллель сказал: Да не будет так! "Люби мир и добивайся мира, люби людей и приближай их к Торе!"
Он говорил, обращаясь к каждому еврею: "Не отделяйся от общества, ибо все мы одно, не суди ближнего, пока не будешь на его месте."
"Не ленись учиться, не говори, что выучишь потом -- ведь невежда не боится греха, а Тора прибавляет жизни и разумения. Трудись, и плата, которая ожидает тебя в этом и грядущем мирах, будет по труду. Всегда помни, чьим отражением ты являешься, а потому и там, где нет людей, старайся быть человеком".
Он же говорил: "Если не я для себя, то кто для меня? Если я только для себя, то что я? Если не теперь, то когда же?"
* * *
Однажды, когда мудрецы сидели под кровом Бет Гурия в Иерихо, раздался Небесный Голос:
-- Здесь находится человек, достойный, чтобы Шехина пребывала на нем, наравне с Моше, только современники его этого не заслуживают. И взоры всех обратились на Гиллеля.