РАЙ.
Я стоял на дороге, рядом с указателем, который говорил о том, что мне осталось ехать не так уж и далеко. Хорошо бы, а то я уже порядком подустал. Да и обувь изношена тоже порядком. Ах, да, хотел бы заметить, что еду я в последнее время только при помощи своих ног. А называю все это мероприятие поездкой исключительно по привычке. Когда я выезжал, то загрузил всякой ерундой полную карету. Да, в общем-то, и не совсем карету. Это, наверное, тоже привычка. Представлять все немного в другом цвете. Скорее это была просто телега. Крепко сбитая, отлично смазанная, но, все же, телега, а не карета. Я взял с собой столько барахла, сколько у меня и не было отродясь. Хотя, значит, было, раз это я взял. А, нет, сейчас припоминаю, что и не один тогда был. Просто долго ехал, или шел. Неважно. Все равно очень долго. Не знаю даже сколько. Сейчас присяду около указателя, что бы передохнуть, заодно и припомню – как оно все было-то. Что бы совсем не забыться.
Жил я обычно. Наверное, как все живут, ну или почти все. Что-то искал, находил, терял, снова искал, снова находил и снова… Меня окружали разные люди. Кто-то был мне дорог, кто-то безразличен. Сейчас и не вспомнить. Стыдно конечно, но, честно говоря, их лица уже давно стираются из моей памяти. Выцветают, обрастают всякими причудливыми формами. Реальность переплетается с теми впечатлениями, которые оставили у меня эти люди. Так некоторые мне сейчас видятся с головами животных, с туловищами, состоящими из стволов деревьев. Хотя, может быть, это связано с тем, что я просто давным-давно уже не видел ни животных, ни деревьев. Вокруг меня огромная необъятная степь. Все травинки и кустарники под ногами желтые и ломкие. Они просто засохли. Земля под ногами потрескалась. С тех пор, как я брожу в этих краях, я ни разу не видел, ни капли дождя. Хотя облака бывают и частенько, но они так высоко, и так далеко, что даже, если и посылали нам капли своей влаги, то она никогда бы не долетела до земли. Возможно, что влага просто иссякла. И больше никогда. Никогда-никогда я не увижу дождя. Не почувствую тонкие струйки воды, стекающие по моему пыльному лицу. Как моя одежда мокнет и прилипает к коже. Трогаю языком свои иссохшие губы. Сумею ли я еще ощутить на них вкус того дождя, который заставил тронуться меня в путь. Ведь именно с него все и началось. Тогда он шел день и ночь. И так много дней. Это был не просто дождь, это был ливень, казалось, что небо хочет смыть нас всех с лица земли. Никто уже не занимался своими привычными делами. Ими просто невозможно было заниматься. В моем доме было много народа. Постоянно кто-то уходил и приходил. Моя жена то и дело накрывала на стол. Куча моих родственников и знакомых оставалась у нас на ночь. Спали мы с женой вместе, но нередко она ложилась раньше, а я вставал раньше ее. Так что мы могли видеться только за столом. Да и время, когда мы в постели прижимались, друг к другу для нас уже миновало. Зачем я вам рассказываю все это? Просто что бы понятнее было, то, что со мной случилось далее. В очередной дождливый день, я решил пройти к сараю и посмотреть, как там чувствует себя наша живность. В сарае все было нормально, и я направился заглянуть в курятник. В курятнике вода уже начинала затапливать пол. Куриный помет смешивался с дождевой водой и превращался в ужасную скользкую жижу. Я уже собрался выходить, но неожиданно поскользнулся и упал, ударившись головой об какой-то твердый предмет.
Я лежал с открытыми глазами и не мог встать. В тот момент во мне исчезла способность двигаться. Я не мог пошевелить ни одной частью своего тела. Не мог думать. Просто лежал с открытыми глазами. Перед глазами была протекающая крыша, с которой капли воды падали на пол. Не знаю, сколько это длилось. Вода все больше прибывала. Мое тело и все больше погружалось в эту жидкость. Когда куриное дерьмо начало подступать к моему рту, поглотив почти полностью щеки, я отключился окончательно. Не знаю, сколько времени прошло, но когда очнулся, то сумел с трудом повернуть голову и увидеть сквозь ограду, что на улице светит солнце. Я с трудом пошевелился, привстал. Меня всего трусило. Я потрогал свое лицо. Оно почти полностью было в засохшем курином навозе. Руками потрогал и почувствовал ту линию, которая отделила меня оттого, что бы захлебнуться в этой луже дерьма. Она проходила как раз около моих ноздрей. Если бы дождь не прекратился я бы погиб. Так нелепо. Хотя, наверное, не бывает не нелепых несчастных случаев. С трудом встал. Мое тело колотилось в бешеном ритме. Я сумел кое-как пойти умыться. Мне стало легче. Я скинул одежду и вымылся весь. Голый, я зашел в дом через задний ход и надел чистую одежду. Затем вошел в зал. Там все также восседали наши родственники и знакомые, вместе с моей женой и моей остальной семьей. Никто и не заметил, что меня не было. Я жадно накинулся на еду. Оказалось, что я лежал там, в жиже куриного помета почти трое суток. А никто, никто даже и не заметил, что я исчез. Я вышел и пошел в тот же курятник. Упал на колени в застывающее дерьмо. На моих глазах выступили слезы злости и отчаяния. Я не плакал (не мог себе такого позволить). Стал бить кулаками в эту, еще не застывшую, жижу, которая была передо мной. Я месил ее, но с каждым ударом мне становилось все больнее и больнее. Если бы не этот дождь, не этот помет, я так и продолжил бы считать себя кем-то значимым, кем-то без кого этот мир будет неполным. Считать, что я кому-то нужен. А на самом деле, я не был никем. Ни чем. Я был лишь частью того дерьма, в которое погружался. Я месил кулаками ту жижу, в которую погружался эти три дня. Хотя, наверное, я в нее погружался куда дольше. Возможно, даже всю свою сознательную жизнь. На следующий день я решил уехать.
Мои родные и знакомые не могли понять причину, по которой я оставляю нажитые места. Мне удалось убедить их, что это необходимо для развития торговых отношений, которые в дальнейшем принесут всем нам новые доходы. Хотя какие могли быть торговые отношения. Все и так работало отлично. Уже несколько лет наше хозяйство было налажено таким образом, что ни мне, ни членам моей семьи не приходилось работать самим. За нас это делали рабочие. Нужно было лишь немного присматривать за ними. Но и для этого у нас был управляющий. Так что не подумайте, будто бы я оставил свое семейство на произвол судьбы.
Была загружена полная телега всяких вещей, продуктов и прочей ерунды. Я собирался начать новую жизнь там, где, как мне покажется, и должно это случится. Компанию в моем путешествии мне составил местный слабоумный подросток. Я не стал противиться. К тому же в селении его не любили. Остаться ему было бы еще хуже. «А так, быть может, и он найдет свое место под солнцем», - решил я тогда. Да и, честно говоря, мне было бы тяжело всю дорогу идти молча или разговаривать самому с собой. Мальчишка не все мог понять, как надо, но мог хотя бы выслушать. А так как сколько продлится путь никто не знал, то получается, что я взял его скорее для того, что бы не чувствовать себя в полном одиночестве. Так была хотя бы видимость, что мы путешественники, преследуем какую-то цель, направляемся куда-то и зачем-то. Хотя это была всего лишь видимость. Не было никакого плана и маршрута. Просто ехать вперед, а там будет видно.
Вначале ехать было совсем несложно. Весеннее солнце светило нам. Повсюду распускались цветы, деревья одевались зелеными листьями. Все как будто подсказывало, что я сделал правильный выбор. Правда было немного непривычно не слышать с утра, доносящиеся со двора или поля, крики, не слышать шагов в соседней комнате, не слышать звуков из кухни, где готовилась пища. Спали мы около телеги, где разбивали небольшой лагерь и разводили костер. Вставали, когда солнце будило нас своими лучами. Когда хотелось свежего мяса – я занимался охотой, а мальчишка (сейчас и не вспомню, как его звали), собирал всякие травы и, если останавливались около водоема, ловил рыбу. Изредка нам попадались люди, с которыми я обменивался парой фраз, и мы вновь расходились. Постоялые двора попадались редко, но когда попадались, я пополнял там запасы пищи, нам чинили телегу, если в этом была необходимость, мы купались в нагретой воде, спали на чистых простынях в крепких кроватях и на утро продолжали свой путь.
Но затем наступила осень. Мы все больше шли молча. Я видел, как юнец все меньше понимал, почему он должен идти в столь промозглую погоду. Почему он должен терпеть холодный ветер, залетающий под его одежду. И, главное, если в начале ему было просто забавно идти куда-то дальше, то теперь он иногда надувался, будто я затащил его в какую-то передрягу. Он не понимал смысла самого движения. И был прав. Ведь это было не его движение, а мое. Это была не его дорога, а моя. А я из-за страха остаться полностью одиноким потащил недоразвитого мальчишку с собой. Недоразвитого. Потому что обычный сбежал бы уже через месяц пути. Но, этот чувствовал себя обязанным следовать за мной везде. Он был как верный пес. Его «Я» было второстепенно. Самое большее, что он мог сделать – это насупиться. А я попрал большинство его личных желаний, так и не удосужившись узнать, чего же он хотел. Я и сейчас не знаю этого. Передо мной открылось, что забрал я его из дома вовсе не из чувства милосердия и сострадания. Нет. Только из эгоистических желаний. Я пользовался тем, что он не мог противиться мне, а также тем, что дома никто не знал об истинной цели моего путешествия. Я был ничем не лучше, а может даже хуже тех, кто забыл обо мне, валяющемся в навозе. Лишь считал себя особенным, лучше других, не таким. А на деле, был слеплен с ними из одного же дерьма, возможно даже более вонючего.
Этот вывод не очень-то удивил меня. Во время путешествия многие открытия ждут нас, но главные и основные возможно сделать только в себе. То, что раньше маскировалось под различными масками и ситуациями выплывает наружу, когда мы оказываемся в новых непредвиденных ситуациях. Как, например, и я, проживший в одном месте всю свою сознательную жизнь, не сумев уйти полностью оттуда, взял с собой ничего не понимающего мальчишку и кучу вещей, которые создавали впечатление, что я все там же. Напоминали о былом доме, делали мое возможное присутствие в нем осязаемым. Получилось так, что я сменил место, которое меня окружало, но не сменил обстановку внутри себя. А тогда, что я мог найти в этом пути? Мои глаза нашли бы много интересного, но ведь моя душа оставалась слепа к тому, что бы усвоить все это. Наш путь продолжался уже довольно много времени, но, по сути, я только сейчас понял, что пора начинать свое настоящее путешествие. Пора, наконец, трогаться в путь. И пройти я его должен один, как и следовало с самого начала.
И вот, однажды, мне удалось найти место, где можно оставить своего спутника, будучи уверенным в том, что ему, по крайней мере, будет не хуже, чем если бы он был со мной. Была поздняя осень. Стало очень холодно. Спать на открытом воздухе было уже невозможно. Теперь мы на каждую ночь останавливались, там, где нам удавалось найти ночлег. Однажды, мы остановились на одной семейной ферме. Ее держали довольно молодые муж и жена. У них было три чудесные дочки. Все похожие как друг на друга, так и на своих родителей одновременно. Они были очень радушны и приняли нас довольно тепло. На следующий день мы думали продолжить свой путь, но не удалось. Мальчишка сильно заболел и не смог из-за температуры встать с постели. Таким образом, нам пришлось провести у них около двух недель. Все это время хозяйка дома тщательно ухаживала за моим спутником. За это же время я узнал о том, что у них больше не может быть детей. Последние роды прошли не так удачно, как хотелось бы. Они больше не могли иметь сына и наследника, о котором так мечтали. Сама судьба предоставила мне и этому мальчишке случай, о котором мы не могли бы раньше и мечтать.
Собравшись с духом, я поговорил с хозяевами дома, по возможности избегая вдаваться в подробности моего ухода (я рассказал им мою официальную версию), а так же намекнул о возможности того, что бы мой спутник остался жить с ними. На удивление это вызвало в них только положительные чувства, поскольку они считали детей – главным богатством, к тому же у них появилась возможность иметь сына, хотя бы и не своего, но который мог стать их и взамен на их заботу и тепло щедро одарить их своей нерастраченной нежностью и любовью. Рассказав о своих планах мальчишке, я впервые за последнее время увидел улыбку у него на лице. Неожиданно, мой спутник пошел на поправку. Дело было сделано. Я оставил большинство своих вещей на ферме, и, несмотря на все протесты, также оставил довольно приличную сумму денег. Зачем они мне уже нужны? Ведь дорога все равно останется со мной. Будет у меня много денег, или не будет вовсе. Справедливости ради замечу, что какое-то количество я все-таки себе оставил, на случай непредвиденных ситуаций. Спустя пару дней, я с чувством, наконец-то, правильно сделанного дела, продолжил свое путешествие.
Дни стали казаться одинаковыми. Была всего одна лишь дорога, которая уже стала малопроходимой. Если вначале мой путь протекал по местности, где частенько встречались другие путники, то сейчас я не встречал никого. Чтобы не забыть человеческой речи я иногда говорил сам с собой. Потом неожиданно ловил себя на том, что повторяю одну и туже фразу сотни, а может и тысячи раз. Хотя на следующий день я уже не мог ее вспомнить. Что это было: помешательство или одичание – не знаю. Я не мог понять, где же смысл этого пути, где же его конец. Зачем я оставил обжитые места. Пусть родные не вспоминали обо мне, но хотя бы рядом со мной были люди. Люди…
Шло время. Я научился обходиться охотой и собирательством. Нередко я останавливался в понравившемся мне месте на несколько дней, а то и недель. Действительно, куда мне было уже торопиться? В любом случае скорость моего шага никак не повлияет на близость к цели. Но, в итоге, я все равно шел дальше. Передо мной проносились горы и реки, леса и поля. Их было столько, что большинство мне уже и не вспомню. Через како-то время я стал замечать, что мои, до этого крепкие и сильные волосы стали выпадать. Через какое-то время моя голова оказалась полностью гладкой. Признаться, я не сильно горевал по этому поводу, потому что уже не рассчитывал никого встретить. Вскоре умерла моя верная лошадь. От старости, думаю я теперь. Ведь не считая ни дни, ни года я не мог знать, сколько времени нахожусь в пути.
Слова стали даваться все тяжелее. Я уже не мог их произносить. Это казалось мне каким-то не естественным поступком. Слова звучали как оскорбление к тому нетронутому миру, который окружал меня, где каждый звук был наполнен своим внутренним смыслом, будь то шум падающего камня или журчание ручья. Я не смел нарушить этой идиллии, сам становясь ее частью. Думаю, что все пространство окружающее меня, не могло существовать в мое отсутствие, также как и меня не могло быть без него.
Новым моим открытием стало то, что я постепенно перестал употреблять пищу вообще. Не знаю, как это произошло. Просто я не чувствовал необходимости в этом. Меня кормило само окружающее пространство, частью которого я стал. Оно наполняло меня собой, а я разливался в нем. Теперь не могло быть и речи о том, что бы остановиться. Я не знал в правильную ли сторону иду, а скорее чувствовал. Чувствовал, что это уже не так важно. Смотря не только вперед, но и вокруг себя, я продвигался дальше. Какой-то печальный мотив подхватывал и нес меня дальше. Я превращался в песок, и ветер брал меня с собой в полет; становился каплей и плыл по течению рек; вырастал листом на дереве и двигался, оставаясь на одном месте. Так я и добрался до края. До этой пустынной местности, где под ногами была потрескавшаяся земля и, кое-где, попадалась сухая трава. Я снова должен был идти пешком. И я шел. Шел долго и упорно. Постепенно я стал замечать, что моя голова вновь стала покрываться волосами. Только теперь они были совсем белые…
Здесь нет ветра, но есть облака, здесь не видно солнца, но день и ночь сменяют друг друга. Признаться, я никогда не думал, что дойду сюда. Я не верил, что такие места бывают. Да и сейчас не верю. Мне кажется, что мое тело осталось где-то по пути. Я щупаю себя, но ничего не чувствую. Хотя, наверное, понятие слова «чувствую» просто выветрилось из моего сознания. Я вижу себя со стороны. Значит, все же, я добрался сюда. Еще немного и мой путь будет окончен. Я смогу остановиться и сказать, что дошел до конца своего пути. Смогу прервать свое путешествие, которое длилось года, а может сотни или даже тысячи лет. Время не властно над этим местом, поэтому здесь за ним просто невозможно следить. Время здесь относительно, как, в прочем, и везде. Только тут его не с чем соотнести. И мне больше не нужно этого делать. Я уже никуда не спешу, не тороплюсь. Мне этого не нужно. Пока я шел сюда, где-то вдалеке успели выковать миллионы мечей, которые поразили сотни тысяч тел. Тысячи часов успели остановиться, из-за того, что слишком быстро отсчитывали последние минуты. Сотни миллионов обещаний так и остались словами, а десятки тысяч слов были произнесены только для того, что бы обмануть собеседника. Я не видел, как это происходило, но чувствовал, как облака поднимались все выше, наблюдал, как все суше становилась земля под моими ногами. Иногда я замечал, как, несмотря ни на что, начинали пробиваться новые зеленые ростки. Наверное, где-то в этот момент смеялись дети или любящие сердца бились в унисон. Но, в большинстве случаев ростки были столь слабы, что засыхали у меня на глазах, и я ничего не мог с этим поделать. К сожалению, облака стали слишком высоко, что бы живительный дождь мог долететь до земли.
Теперь я сижу около указателя, который знаменует конец моего путешествия. Я дошел, до куда так мечтал добраться. И вот мечта моя сбылась, хоть я и по другому представлял себе это место. Но что ж поделаешь. Ведь я тоже внес вклад в эту обстановку. Значит все честно. И, похоже, единственное, что остается – это ждать дождя.
Я прислоняюсь к указателю, на котором висит табличка. На табличке написано всего одно слово. Одно-единственное слово… Рай.
|
