Где же ваш Бог?
Владимир КОСТЫЛЕВ,
"Литературный меридиан" № 5-6(29-30), май-2010
Клавдия и в молодости-то не отличалась покладистым характером, а после смерти Петра, с которым прожила сорок два года, и вовсе будто с цепи сорвалась, – кричала на всех без разбору по поводу и без повода: то малыши под окнами расшумелись, то соседка не поздоровалась, то неожиданно воду отключили...
Не раз беззаботные подростки, сбившиеся стайкой вокруг играющего на гитаре паренька, на свою беду не замечали крадущуюся к ним бабу Клаву. Тогда начиналось «представление».
— Ишь ты, расселись тут, позанимали скамейки! Совсем распустились, никакого уважения к старости не имеют, бессовестные… И куды только ваши родители смотрют… — повизгивая, кричала на всю округу пенсионерка. — Тожа мне – молодёжь! Горлопанют с утра до ночи. А в бутылках что? Алкоголь попиваете? Больше делать неча? А ну тикай отсюдова, а не то мало не покажется...
— Матвеевна совсем рехнулась, — крутили пальцем у виска пацаны, неохотно уступая скамейку шумной старухе. Все понимали, что разговаривать с ней невозможно.
По выходным пенсионерка с раннего утра несла «боевое дежурство» во дворе, пристально наблюдая за суетящимися вокруг автомобилей соседями.
— На дачу небось? Барашка запекать? На буржуйские автомобили откуда денежки, а? Чего смотришь?! Не боишься, что квартиру-то обворуют, пока ты в коттедже отдыхать будешь? Иди, иди, не огрызайся! У, капиталисты проклятые!..
* * *
Последнее воскресенье лета выдалось хмурым. С утра накрапывал мелкий колючий дождь, по-осеннему холодный ветер глухо стучал старенькой деревянной дверью в подъезде. Позавтракав, Клавдия сунулась было на улицу, но во дворе её застала безрадостная картина: ни машин, ни людей видно не было, лишь промокший тополь чуть слышно шелестел листвой, да бездомная кошка, высунув голову из подвального окошка, пытливо смотрела на Клавдию, очевидно, ожидая угощения.
— Боженька, Боженька… Где ж это все запропастились? Тоска-то какая…— закряхтела Клавдия, заворачивая обратно. — Да мне и дома занятие найдётся.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, баба Клава долго не могла открыть дверь.
— Чёрте что… В родную хату попасть не могу. Ух, лихоманка, будь ты неладна! — Клавдия ударила коленом дверь.
Вопреки ожиданиям, занятия для неугомонной старухи не нашлось и дома. Она то выходила на балкон и подолгу смотрела на безлюдный двор; то скрюченными пальцами теребила гирьки поломанных ходиков, надеясь вернуть к жизни старенькие часы; то, разговаривая сама с собой, рвала в клочья старые газеты – ничто не могло утолить желания насолить кому-нибудь.
Отчаявшись одолеть скуку, Клавдия включила телевизор, но даже «голубой экран», прежде убаюкивающий пенсионерку, сегодня не вызывал у неё ничего, кроме раздражения.
— Одну рекламу весь день крутят… Вот показали бы Любовь Орлову что ли… Ироды поганые, нелюди… чтоб вам всем пусто стало!
…Клавдии не сиделось на месте. Прихрамывая, пенсионерка направилась на кухню. Случайно её взгляд упал на иконостас в «красном» углу — покойный Пётр был православным. Старуха взгромоздилась на табурет, вытянула руки и, схватив образ СПАС В СИЛАХ, поднесла его к лицу:
— А Ты чего смотришь? Тожа мне Спаситель! И хде Ты был, когда моего Петеньку инфаркция доконала? А кудой Ты смотрел, когда Ельцев всех честных стариков без пенсии оставил? Ну, чего глаза бесстыжие выпучил? Спа-а-а-ситель! Ишь чего… выдумал! — старуха подняла икону над головой и начала изо всех сил трясти ею. — Это Ты — Бог? Ну, хде Ты? Хде? И хде «люди Твоя»? А вот счас… я вот Тебя…
Клавдия бросила образ Христа на пол, спрыгнула с табуретки и, вмиг позабыв о врождённой хромоте, опрометью бросилась на кухню, схватила стоящий за холодильником топор.
— Сейчас я Тебе покажу, как людей обманывать! Я вас всех на чистую воду выведу, кровопийцев! Тоже мне… святые нашлись! И хде же ваш Бог?
Обезумевшая старуха размахнулась и ударила топором по иконе. Топор отскочил от лика, не причинив ему никакого вреда.
— Это что? А? Ах ты… да чтоб тебя!.. — глаза бабы Клавы налились кровью. Она ещё несколько раз ударила по иконе, стараясь попасть остриём в середину образа. Топор скользил по поверхности иконы, на излёте глубоко вонзался в пол, но на Святом Образе даже царапины не оставалось.
— А вот посмотрим, что сейчас запоёшь… — старуха схватила икону левой рукой, в несколько шагов пересекла небольшую прихожую и открыла дверь в ванную.
В настенном шкафу отыскала бутылочку с керосином, облила икону. С нижней полки взяла спичечный коробок. Чиркнула спичкой, поднесла к образу. Мгновенно вспыхнувшее пламя побежало по краю иконы и перекинулось на рукав Клавдии.
Пенсионерка закричала диким голосом от боли. В панике она подняла вверх руку с горящим рукавом и начала размахивать ею, стараясь стряхнуть огонь, затем судорожно вцепилась в ручку смесителя, пытаясь повернуть краны, но те – вмиг намертво заржавевшие – открыть не получилось.
Клавдия бросилась к унитазу, намереваясь окунуть руку в воду. Оступившись, старуха упала на колени и схватилась горящей рукой за пластмассовую дужку унитаза. Огонь пробежал по плечам, опалил волосы, брови, ужалил Клавдию в подбородок, заглянул в круглые от ужаса глаза…
…Обгорелое тело сварливой пенсионерки, увенчанное полуоплавленной унитазной дужкой, спустя несколько дней после трагедии обнаружили соседи.
Икона СПАС В СИЛАХ осталась невредимой. Интерьер квартиры от огня также не пострадал. |
