Вооруженный обаянием и ноткой нежности,
Он скромно брел домой по тропинке верности.
Кричали улицы, мерцали, жмурились,
А он шел твердо, смотрел, как небо хмурилось…
Бросая взгляды в никуда безудержно,
Все размышлял он о своем, о будущем…
И неожиданно, как снег на голову,
Свалилась истина, что на двоих и поровну…
Но разделяла лишь судьба несносная
И боль души, и расстоянье острое…
И не возможно было позабыть и выдержать,
Не исчерпать, не погубить, не вызволить…
И растерзать в порыве гнева и агонии,
Пустить в пустое сердце молнии…
Все извелось, пропало, спряталось,
Но только в памяти занозой старилась
Ладонь, что с линиями маялась…
Ладонь с мозолями, и с замкнутыми ставнями,
С порезами и стянутыми шрамами…
Но ощутима стала боль прошедшая,
Как- будто не завязанная, свежая…
Тоскливая, не нужная, колючая,
Борьбой завернутая и закрученная…
И мимолетные воспоминания простудные,
Капризные, замерзшие и нудные…
Но отпустить никак не в силах мнимое,
Присущ лишь страх о том, что зримое
Вдруг не окажется родным, помолвленным,
А раны вновь будут подсолены…
И заставляя жить себя по правилам,
Придумывая разные задания…
Он продолжал жить как привычнее,
И замыкал в себе все личное…
Творил и сочинял обычное,
Но для него казалось это вечное,
Что не дает и думать в бесконечное…
Не видел он себя в пришедшем отражении,
Из прошлого зеркального навеяло видение…
Он изучал все новое и старое…
Он сравнивал большое, малое…
Ругал себя, и вновь в спокойствии
Все продолжалось в тихом буйствии…
А может он лишь ждет, не порывается…
И говорит так много, во что верится…
Но время заодно с дыханием,
И заготавливая тупой нож заранее,
Бессмысленно терзает душу новому,
И может даже неизбежному и ко всему готовому…
|