Сразу скажу – надеюсь, что до посторонних эта писанина не дойдет… Э-э-э нет, не так. Надеюсь. Дай Бог, что бы эта писанина не дошла до посторонних… Не понимаете, спрашиваете, зачем пишу? – тогда сначала…
Во-первых, чтобы вы знали, я, между прочим, никогда этого дела не лю-бил. Ни в школе, ни в институте. А уж если приходилось писать, старался быть максимально кратким. Мне, знаете ли, проще как в том анекдоте: «Христос вос-крес – подробности при встрече»… Так что, пишу, потому что обстоятельства вынуждают. Здесь все по-другому. По мне, если встреча не состоится – это будет самый замечательный вариант. Вот была бы такая возможность – уехал бы из города, плюнул бы на все и уехал… Одно радует – погода за окном поганая, словно и не лето это вовсе. Дождь, сумерки постоянные, я даже и представить себе мог, что когда-нибудь буду радоваться такой погоде, да еще находясь в от-пуске.
Значит так, я – дома, времени у меня полно, только оно нервное и дерган-ное. Я ведь каждую минуту жду его. Ни есть, не пить не могу спокойно. Даже если телевизор смотрю, все равно на дверь оглядываюсь. С ума сошел бы, на-верное, или из окна выбросился бы. Вот это и будет во-вторых. То есть, я заме-тил, что если писать, тогда не так страшно. Иногда даже забываешься… А в-третьих, на всякий случай. Вдруг не пронесет…
Какие вот приколы устраивает жизнь… Да, так тоже бывает – я убиваю время, что бы оно не убило меня… А вот теперь – сначала…
1
Все это началось, когда я еще в школе учился. Не в первом классе, а позже. Значительно позже. В классе, наверное, в шестом. Мои предки получили кварти-ру. Мы скоренько собравшись, распрощались со старой хрущевской «малолит-ражкой» и переехали сюда. Тогда это был совсем новый район, на половину от-строенный. Всего десяток новых многоэтажек, а кругом – грязь. Плавали мы по ней, наверное, до самого окончания школы. Ладно, грязь, Бог с ней. Мы пере-ехали и меня устроили в новую школу, в новый класс. Кто бывал в такой ситуа-ции, понимает, о чем идет речь. Все знакомятся, присматриваются друг к другу, находят подходящих… Потом ссорятся, находят других, кучкуются по интере-сам, одним словом. Целый год мы этим занимались, а заодно били стекла, дра-лись по поводу и без повода, расписывали стены школы и подъездов, покурива-ли в туалете – вели, короче, нормальную жизнь…
Класс был у нас обыкновенный. Пара ботаников, которые в таком качестве школу и закончили, трое отмороженных на всю голову, а остальные, нормальные пацаны. Нормальный класс, обычный, то есть.
Да, были, конечно, и девчонки, но мы на них сначала как-то не очень об-ращали внимания. Ну, зажимали на переменах, подарки на восьмое марта дари-ли, в снегу курнали. Нет, ну то есть, были которые нам больше нравились, но были и такие, на которых мы вообще никакого внимания не обращали. Да и что было на них смотреть, если она и в теле сухостой, и в голове у нее не очень. Так прошел год-другой, и кое-что поменялось. Начали мы к ним по-другому отно-ситься. Ну, то есть, не совсем по-другому… Короче.
Раньше как было, загоняли мы какую-нибудь сисястую дурочку на пере-мене, в круг и лапали, кто за что успел. И прикольно, и кровь кипит. А стали старше, поумнели. Выяснилось, что девку зажимать намного приятнее, если ты с ней один на один, да еще где-нибудь в укромном уголке, где света поменьше. А если еще и она не против, даже наоборот, попискивает тебе что-то тихонько на ухо, пока ты осуществляешь положенные действия. Да, это забирало намного круче, при чем, не только сама свиданка, но и ее ожидание. Дискотеки, подъез-ды, что и говорить, кому повезло, тот хорошо руки погрел на этом деле. Только вы не подумайте, там все было по согласию. Девки хотели этого ничуть не меньше, чем мы. Кроме того, все могло и обломиться, тут как у сапера, всего од-на ошибка и тогда точно – по роже, и прощай. Так что еще и риск.
Мы, потом, понятное дело, между пацанов опытом обменивались. Приви-рали, конечно, по-черному, ну чтобы выглядеть солиднее. Вечером обычно, ко-гда девок родители по домам загоняли, и мы оставались в чисто мужской компа-нии. Там можно было всякое узнать, какая от чего балдеть начинает, какая раньше мокнет, а какую разогревать надо. Короче, подробности всякие.
А еще, чтобы не было между своими пацанами разборок, была у нас спе-циальная договоренность, кто и с кем. И если выходила какая-нибудь заморока, то тогда мы вмешивались. Или с пацаном разговаривали, или парламентеров к девкам засылали. Была у нас пара таких толковых пацанов – все могли уладить. Дрались, но это в основном не между собой, а с чужими. Тоже иногда прикольно выходило. Прибежит какая-нибудь из наших дур на переменке, ее там, мол, от-морозки из соседнего класса облапали, мы все – вперед и на разборки. Зато по-том она вроде, как должна тебе… Вот так шло наше время. То есть, в списке са-мых нужных вещей, школа даже и не числилась. К восьмому курили уже все, даже девчонки начали некоторые…, или нет, девчонки, наверное, позднее. А вот пацаны курили все, даже ботаники.
Ну и конечно, пиво. Ларьков на микрорайоне было – не выговоришь, а в любой компании найдется пара акселератов, у которых про документы никто и не спрашивал, продавали свободно, в любое время. И вот мы, собирались вечер-ком где-нибудь в укромном месте, ну и вели свои, пацанские разговоры. Это сейчас над этим можно смеяться, а тогда все было конкретно, к тому же, микро-район расстраивался, народ прибывал. Скучно не было…
Прошел еще один год. Да, именно в этот год, мы начали соображать, что для нормальной жизни мало той мелочи, которой снабжали нас родители. А тут игровые автоматы начали устанавливать на районе. Короче, следующий год прошел у нас под знаком добывания и трат денег. Всякое было, машины курочи-ли, иногда ларьки, ну, понятное дело, чужих бомбили. Иногда дело доходило до серьезных, прибыльных дел… Бог, правда, миловал, никого не загребли. Зато сформировалось, так называемое, общественное мнение, что новые районы на-много хуже старых. Да так оно и было, тут если знакомых конкретных не было, то соваться даже и не стоило.
Так мы взрослели. Ничего особенного, наверное, везде так было и со все-ми. Пусть каждый вспомнит свои школьные годы – наверняка, все было так же. Главные же различия были в деталях, в неких событиях, которые у каждого бы-ли свои, те, которыми и запоминалось время…
* * *
Одним из таких событий для меня стало знакомство с Китом. То есть, если нормально – он Мишка Рыбин. А Кит – из-за фамилии и размеров. Был он здо-ровый, не толстый, а именно здоровый, мощный. Он пришел к нам в девятом классе, по началу мы решили, что в классе одним отморозком стало больше. Как сейчас помню эту картину. Прошло минут десять от урока физики, он был пер-вым по расписанию, открывается дверь и вваливается этакая махина, а под гла-зом у него отличнейший фонарь. (Потом мы выяснили, это он с местными пооб-щался. При чем, из той драки он был наименее пострадавшим). Наша физичка посмотрела на него и поинтересовалась, почему он опоздал, Кит прямо от порога и заявил, что если бы архитектор этой школы не был бы полным придурком, то ему бы не пришлось минут двадцать разыскивать нужный кабинет. Физичка, по-нятное дело, взвилась и выставила Кита из класса – тот ухмыльнулся и покинул кабинет. Второй раз он появился уже на третьем уроке. Зашел вслед за училкой, та обернулась, носом повела и ничего не объясняя указала ему на дверь. По-своему, она, была права, потому что табачищем от него несло так, что и описать невозможно. Больше в тот день Кита мы не видели. На переменах, мы поговори-ли между своими, и пришли к выводу, что Кит – полный отморозок. Да. На том и порешили…
Однако, на следующий день он пришел одним из первых, приветствовал пацанов крепким, конкретным рукопожатием и спросил про домашнее задание. Малой, то есть, Толик Малышев, сказал номера и тут Кит всех, буквально, пора-зил. Стоя рядом с нами, положив на подоконник тетрадь и учебник, и при этом, не выпадая из общего разговора, он быстренько сделал эти самые задачки. Мы тогда не сразу сообразили, думали, что он просто списывает, но когда пришло время проверки домашнего задания, он первым, да и единственным из всего класса поднял руку. Сам попросился к доске. Физичка, та самая, которой не по душе пришлась вчерашняя его выходка, с некоторым опасение вызвала его. Там Кит, спокойно, рассказал, что к чему, решил задачку и уставился на физичку, спокойный такой, как Кит. Та была в ауте. Да, собственно говоря, мы тоже…
Вот так Кит появился в нашем классе. Конечно, не всем он пришелся по вкусу. Слишком много у него было всяких своих понтов. Он доставал ими не только учителей, но и одноклассников. Правильнее даже будет сказать, что не сошелся он с большинством. Многие не понимали и не принимали его выходки. Но если разбираться по понятиям, то их, то есть наших, пацанских понятий, он не нарушал. Если была возможность свалить с урока – он был всегда с нами. Ес-ли дело доходило до разборок – он никогда не отмазывался. Ну а если нас пали-ли учителя, то он был кремень. Набычится, голову опустит и молчит. Короче, был он правильный пацан, просто со своими тараканами в голове…
* * *
Следующий учебный год. Тут-то все и завертелось. Девятый класс, пацаны за лето умудрились так дозреть, что когда собрались мы первого сентября, то было ощущение, что это и не школа вовсе, а заводская проходная. К тому же, большинство летом работали, поэтому были при деньгах. Курили в открытую все, большинство были прикинуты по нормальному, и практически у каждого в кармане была мобила. Да я и сам, с подачи отца работал, потом калымил с ним же, поэтому из обоймы не выпал. После уроков, которые мы, на редкость тихо и культурно отсидели, было решено отметить первое сентября по-взрослому. То есть, скинулись мы, накупили горючего и засели на пляже. Даже, помниться ку-пались. Правда, некоторые перебрали, о-о-очень круто. Короче наутро выгляде-ли мы, по крайней мере, кто смог добраться до школы, не очень. А воняло от большинства – сами понимаете. Преподы были в полном ауте. Виду, правда не показывали, но держались возле открытых окон, благо погода позволяла…
Ну и конечно одноклассницы. Вот с этого момента, мы как один поняли, что сиськи у них – это не самое главное. Тем более, что пошел слушок, что ко-личество девочек у нас в классе, после этого лета основательно уменьшилось, понимаете, о чем я говорю? А кроме того, некоторые из них выглядели вообще отпад. Юбки и без того короткие, задрались до трусов, а тут еще пришла мода на заниженную талию, так, кажется, это у них называется. Какие могли быть заня-тия, если у сидящей впереди соседки трусы наружу, да их и трусами-то назвать трудно – две какие-то нитки, зато треть задницы наружу. Да, мозги кипели, а гормоны разукрашивали наши рожи так, что ни одна косметика не помогала. Нет, были, конечно, у которых с кожей было все в порядке… но это я отвлекся. Главное, что одноклассницы наши тоже находились под гормональным обстре-лом. Теперь компашки наши были исключительно парными, собирались и сиде-ли вместе. Правда, девки все больше у пацанов на коленях, а пацаны пили пиво и поглаживали подружек, а разогревшись, расползались по темным местечкам… Со временем конечно выяснялось, всякого такого было меньше, нежели чем зву-чало в рассказах, но это уже потом. А тогда все было круто. Выяснилось, кстати, что стремятся к усложнению отношений абсолютно одинаково, что красавцы – что крокодилицы, что отличницы – что троечницы. Произошла быстрая пере-оценка взаимоотношений и теперь все одноклассницы делились на «дала – не дала», а пацаны «было – не было»… Ну, то есть, не все так просто, бывало по-разному, только я не роман пишу, просто ситуацию обрисовываю, к тому же еще по памяти…
Дела в школе, ну с учебой, тоже шли, но вот видит Бог, даже и вспомнить нечего, так, одни приколы. Хотя, это даже родители отмечали, успеваемость не-сколько улучшилась, то есть двойка стала весьма редкой оценкой. А может, дело было в том, что учителя не хотели усложнять наше будущее и тройки ставили вместо двоек. В надежде дотерпеть этот год и выпустить нас на все четыре сто-роны. Может быть и так, не знаю…
Короче, к тому времени была и у меня подружка, с которой мы и пивком баловались, а иногда и удалялись в темный уголочек, где она позволяла многое, но не все. Между пацанов, я, конечно, основательно приукрашал наши отноше-ния, как все, в общем. И, наверное, именно поэтому не заметил, что вроде как без пары осталось у нас всего тройка пацанов, и в том числе Кит. Хотя, почему так получилось, я даже и представить себе не мог. Был он симпатичный парень, кожа досталась ему нормальная, не в пример мне. Отморозком он не был изна-чально, а, кроме того, выяснилось, что он классно играет на гитаре. Да, наверное, именно из-за этого и не заметил. Все вроде при делах, только вот у Кита вместо живой подружки деревянная, со струнами. Потом наступили холода, а как из-вестно, на морозе глупостей делается меньше, ну там Новый год встретить вме-сте, или Рождество, но как правила, на таких праздниках мы так накачивались, что не то, что на подружку залезть, до дивана не все могли дойти. Кит, всегда был с нами, но как-то так получалось, что где-то в середине вечеринки, мне ста-новилось вообще не до него, а потом с утра даже и выяснить было невозможно, до конца он оставался, или уходил в какой-то момент. Да и не до этого мне было, если честно говорить…
Потом была весна и экзамены. Вот это был сплошной кошмар, если, ко-нечно, кто-то вспоминает то время. Кто-то, конечно, забил на всю эту мутоту, но мне папаша пообещал тачку, если я перейду в десятый, поэтому я упирался как мог, даже время стал проводить на улице меньше. Мать нарадоваться не могла – сын начал умнеть. Смешно, но иной раз я и сам так думал. Короче, в десятый меня взяли, отец первым делом устроил меня учиться на права и клятвенно под-твердил обещание на счет доверенности – это был вообще высший пилотаж…
* * *
Десятый класс. После экзаменов в девятом классе, когда две трети наших пацанов и девок покинули школьные пределы, классы объединили. Из девяти девятых получилось два десятых. Должно было быть три, но вышла там какая-то заморока, и сделали два. И в нашем классе появилась Лизка Эссер. Другими сло-ва, Лизка из 9 «Г». Кто в нашей школе не учился, не жил на микрорайоне, тот может и не знать, а у нас это была живая легенда. Более безбашенной тетки у нас в школе не было. Если год назад, на педсоветах наш класс склоняли целиком, то 9 «Г» всегда был представлен ей одной. Наверное, не было безумства, которое она не могла бы совершить. Начиная от драк и пьянок с пацанами, до драк с ментами на дискотеках и рок концертах. Ее предки где-то за границей благопо-лучно рубили по второму сроку «зелень», а она жила здесь со своей теткой, ко-торой до жизни племянницы, по большому счету, не было никакого дела. Трех-комнатная хата, плюс полный набор всевозможной техники, от компьютера до домашнего кинотеатра, не считая бабла, которое исправно слали ей предки для проживания.
К слову говоря, ее шмотки и косметика – это был извечный предмет завис-ти, при чем не только сверстниц, но и многих учителей. Да, вот такое чудо поя-вилось в нашем классе. И если бы она не была отличница и явно не шла на золо-то, ее бы попросту выпихнули бы из школы, но она была одной из двух медали-стов в нашей школе. Да, забыл сказать, вторым медалистом как раз выходил Кит. Тоже такое странное стечение обстоятельств. Странный такой расклад…
Понятное дело, что как только Лизка появилась в классе, многие из наших пацанов пустили слюну. Да оно и понятно, эти метр семьдесят пять тела, не очень скрытого тряпками, зато загорелого и какого-то светящегося, было лако-мым кусочком. Да к тому же ходили слухи, что уговорить ее не было большой проблемой, особенно, если она датая. Да, много скандалов и ссор произошло, ко-гда она заявилась в класс, благоухая сигаретным дымом тщательно замаскиро-ванным ароматом какого-то импортного парфюма. Я даже шепоток помню среди наших девок: «Вау, это же Живанши, вот блин везет!». Да, многие пары рассы-пались, правда, не надолго, потому что выяснилось вскоре, что часть рассказов о ней – обыкновенная лажа. То есть то, что ее башня была снесена напрочь, было верно, а вот на счет того, другого, то действительно было лажа. Она даже лапать себя не очень-то позволяла, ну не больше чем другие, а кто пробовал силой, тот в ответ получал по морде, и это в лучшем случае… Многие это скоренько уясни-ли и вернулись к своим более сговорчивым подружкам. Жизнь, так сказать, вер-нулась в обычную колею…
Правда, я поссорился с Машкой Дергуновой, своей очередной подружкой. Но это произошло как раз не из-за Лизки. Просто у меня с Машкой с самого на-чала не клеилось, к тому же она не очень спешила распрощаться со своей штуч-кой, а я к тому моменту уже распробовал, что это такое. Короче мне было надо. Но это ладно. В общем, я с ней разругался. Наговорился по телефону, на тему кто прав, а кто дура, насмотрелся на ее слезы в подъезде и на улице. А Машка, к слову говоря, симпатичная только когда улыбается, а вот если слезы, то это пол-ный финиш! Можно на кухне перед сахарницей вешать. Ладно, хрен с ней. Рас-прощались, и слава Богу…
* * *
Это были или праздники какие-то, или просто выходные. Точно не помню. Мои укатили в деревню, и я остался дома один. Помню еще, шел на улице дождь. Погода просто сама намекала на то, что выходить не стоит, даже более того, самым лучшим будет провести время у телека, попивая пиво и обкуривая какую-нибудь киношку. Я даже точно знал какую именно, потому что пацаны притащили мне давно обещанную итальянскую «Красную шапочку». Да и еще у меня была в запасе пара кассет из видео проката. Перед просмотром я решил выйти на балкон, покурить. Я устроился на балконе, посмотрел на дождевой по-ток за окном и мысленно порадовался тому, что сижу в тепле и сухости. Радо-вался, правда, не долго, потому что, когда пришло время закурить, выяснилось, что в пачке у меня осталось всего три сигареты. То есть, если по нормальному, на ночь мне бы хватило, но ложиться-то я не собирался. Поэтому подумал я по-думал, и решил, что не сахарный – могу и прогуляться. Я оделся и отправился на улицу. Лужи под ногами, сверху льет, не выговоришь, такое чувство было, что дождь идет не каплями, а сплошным потоком. Короче, я похвалил себя за преду-смотрительность, раскрыл зонт и направился к ларьку. Купил сигареты, какую-то рыбку, под пиво, потом еще сок на утро. Получился целый пакет. Прикрыва-ясь зонтом, я направился домой, но на углу порыв ветра вывернул зонт, и мало того, сорвал со спиц ткань. Я только собирался заругаться, как рядом со мной, а потом и по мне самому, начали колошматить градины. Да такие здоровые… Ко-роче, я отбросил остатки зонта и рванул от этой жути в ближайший подъезд…
Я почему об этом так конкретно, потому что все, что было дальше, было случайным стечением обстоятельств. Просто так получилось: кончились сигаре-ты, потом дождь, потом зонт, потом град, потом…
Стою я в подъезде, мокрый как цуцик, жду, когда кончиться град. Ну и за-курил, естественно, а что еще можно делать в такой ситуации? Только сделал пару тяг, слышу сзади шаги, спускается кто-то, я обернулся, но ничего рассмот-реть не смог – в подъездах извечная темень, ни одной лампочки. Я сигарету при-крыл на всякий случай, чтобы вроде как не очень заметно было… Вдруг слышу из темноты смешок знакомый, а потом и голос Лизки:
От кого тыришься, Крокодил!
Ну, Крокодил понятно почему, потому что Гена, да и фамилия, кстати, то-же подходящая – Нильский. Даже и придумывать ничего не надо, все и так на поверхности. Крокодил Гена Нильский. До сих пор народ прикалываются…
А на улице видишь, что делается, - отозвался я.
Вижу, - пробормотала Лизка, подходя к дверному проему и выглядывая на улицу.
А ты чего одна-то? - поинтересовался я, но только чтобы продолжить разговор, мне, по большому счету, это было параллельно.
Да все дома сидят, блин, такое ощущение, что из туалетной бумаги сделаны и боятся размокнуть, - зло буркнула в ответ Лизка.
Ну, из туалетной – не из туалетной, но только действительно, торчать под градом кому по приколу…
Можно было в подъезде посидеть, или в кафе, например, сходить…
Я промолчал. А что было говорить, меня тоже не перло с такой погоды. В такой день лучше дома перед телеком поваляться. Видя, что я помалкиваю, Лиз-ка поинтересовалась:
А ты-то чего вылез?
Сигареты кончились, решил пройтись.
Понятно, - кивнула Лизка, пожала плечами, и вытащив сигареты, закурила сама.
Так мы и стояли, периодически выглядывая на улицу. Град еще не закон-чился, а ветер стал ледяной. Ну и дождь, конечно. Ливень – соседних домов не видно. Вдруг порыв ветра развернулся – железная дверь подъезда снесла поло-винку кирпича и захлопнулась с каким-то безумным грохотом. На мгновение стало темно.
Вот, блин, - выругался я, вручил пакет Лизке, вернул дверь и кирпич в исходное положение, и поторопился вернуться в подъезд.
Что это у тебя? - поинтересовалась Лизка, возвращая мне пакет.
Сигареты, сок, рыба сушеная…
Что и пиво есть?
Дома есть, - ответил я, даже не предполагая, какая может прозвучать в ответ фраза.
А ты меня пригласишь на пиво с рыбкой, - предложила Лизка, и прямо вслед за ее словами в небе грохнуло, я даже вздрогнул…
Вот не знаю, чтобы вы сделали на моем месте. Сказали бы, извини доро-гая, но я тут собрался вдарить по порнушке, и ты в моем доме на хрен не нужна. Не знаю. Может, вы бы и сказали, а вот я как-то не додумался.
Да пойдем, - согласился я, - все равно на улице ловить нечего.
Так как зонт оказался уничтоженным, пришлось бегом, по лужам, доби-раться до подъезда. Однако, это были пустые хлопоты, потому что к моему подъезду мы добрались мокрые, насквозь. Я торопливо открыл дверь подъезда, лифта дожидаться мы не стали, а бегом рванули до квартиры, благо, поднимать-ся надо было всего лишь на четвертый этаж. Я пропустил Лизку в квартиру, включил свет и первым делом отправился на кухню – ставить чайник. Пиво, оно, конечно хорошо, но никогда ты насквозь мокрый…
Крокодил, ты где дома куришь, - услышал я голос Лизки.
Да где попало, главное, чтобы потом пепельницу не забыть вытрях-нуть.
Тогда я закурю.
Не вопрос.
А ты чего это делать собрался? - Лизка успела пройти в кухню и устро-иться за столом.
Как чего, - оглянулся я, - чай вскипятить, мокрые же. При таких делах, лучше чая может быть только водка.
А есть? - поинтересовалась Лизка.
Была бы, предложил, да и сам выпил бы, а так – только чай.
Полный чайник отправился на плиту, а я глядя на Лизку, тоже закурил. При этом, пришлось пройтись по кухне, что неожиданно вызвало смех у Лизки.
Ты чего?
А за тобой по полу следы мокрые. Получается, что кликуха у тебя пра-вильная – Крокодил.
Я глянул на пол, там действительно были следы.
Вот мля.
Ты иди, переоденься, - посоветовала Лизка, - а то и правда, просту-дишься.
Я бы конечно и пошел, то есть, я и пошел, но посмотрел на Лизку, та тоже насквозь, только еще какая-то синюшная, от холода, наверное. Пришлось оста-новиться.
А ты?
Не поняла, - посмотрела на меня Лизка.
Ну, ты тоже мокрая. Тоже между прочим, можешь простыть.
И что ты предлагаешь?
Предлагаю, - я на какое-то время потерялся, то есть не мог собраться с мыслями, - ну, давай я тебе полотенце дам. Хоть голову высушишь.
А может, у тебя халат какой-нибудь найдется, - усмехнулась Лизка, - я бы тогда и костюмчик подсушила.
Блин, конечно, есть халат. Мне мать подарила на день рождения, я его только примерял. В смысле, он чистый…
Да мне параллельно, неси, а то я согреться не могу. Аж колотит.
И я метнулся к себе в комнату, переворошил, все что мог, пока нашел, где лежал родительский подарок…
Скажете, с чего это мысли мои в разбежку пустились. А есть причина. Во-первых, девки не частые гости в моей квартире. Как-то так получилось, что даже с Машкой мы больше по чужим хатам развлекали, или на природе, если погода позволяла. Это раз, а во-вторых, у меня была сама Лизка Эссер. Таким никто из наших похвастаться не мог. Дальше мои мысли не шли, но и этого вполне хвата-ло, чтобы на время потеряться. Вполне хватало. Потом я принес ей все что надо, она хмыкнула и отправилась в ванную комнату…
А вот когда я остался один, на кухне, вот тут до меня и дошла вся, так ска-зать, особенность ситуации. Помниться, что я попробовал закурить и впервые понял, как это закурить, когда руки ходуном ходят. Закурить получилось далеко не с первого раза. То есть я не мог контролировать своих мыслей, такое было ощущение, что и мыслей-то у меня никаких и не было вовсе. Просто в какой-то момент я понял, что сейчас, в ванной комнате Лизка раздевается, вытирается по-лотенцем и все… Тут меня и замкнуло. Дальше я не мог представить ничего… Слава Богу, что запищал чайник и разогнал наваждение. Конечно, окончательно в чувства я не пришел, но хоть вышел из комы. Было у нас такое выражение по-сле какого-то амерчуханского фильма. Я занялся чаем, чувствуя при этом, что щеки мои буквально пылают, хоть прикуривай. Выставил чай на стол, и сам на-конец-то отправился переодеться, потому что сам, по-прежнему был в мокрой одежде…
Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем мы опять встретились на кухне. То есть, когда я пришел, Лизка уже сидела перед пустой чашкой и курила.
Ты, блин, как девка на первое свидание, - встретила репликой мое по-явление Лизка.
Так я, мля, до трусов, вымок.
Ну, так ведь и я тоже, - спокойно просветила меня Лизка, и краска вновь прилила к голове, а во рту стало сухо, потому что я-то белье сме-нил. А вот Лизка, либо совсем его сняла или сидела сейчас в мокром.
Короче я не стал отвечать, просто, побоялся, что не справлюсь с голосом. Сел за стол и принялся за чай, основательно уже остывший.
Слушай, Крокодил, ты можешь верхний свет выключить, а то бьет по глазам.
Могу, здесь есть…
Сделай одолжение.
Какое там одолжение, для меня самого свет над рабочим столом был спа-сением – я буквально чувствовал, что рожа у меня красная, как мак в цвету.
Так лучше?
Самолет. А теперь, давай-ка еще, по чаю, я что-то не согрелась.
Не вопрос, этот остыл совсем.
Я снова возился с чайником, споласкивал чашки, что-то еще делал, но все это было молча. Просто, я не знал о чем говорить с ней. Да и в голове в тот мо-мент все было шиворот-навыворот. А потом, я даже и не знаю, какого черта по-требовалось мне в ванной. Тряпка что ли какая-то… а, ну да, точно, тряпка, пол притереть, а то следы… Короче, я зашел в ванную и увидел, что на трубе висят черный лифчик и плавки. Ну, ее белье, что означало, что она, там под халатом, без всего… И если мне и до этого было не очень-то, то теперь я вовсе не знал, что и думать…
То есть, конечно, да. Лизка жила со снесенной башней, но с другой сторо-ны, она ведь спокойно могла пойти сушиться домой, или, могла оставить белье на себе. В конце концов, все, что числилось у девок бельем – высыхало на теле практически мгновенно… там же так, мутота одна, ленточки, ниточки, лоску-точки. Все это мелькнуло у меня мгновенно, а потом, я подумал, что она, навер-няка, догадается, почему я застрял в ванной комнате. Я хотел метнуться из ван-ной, но в последний момент не удержался и все-таки коснулся ее вещей. Они были, практически сухими…
Черт, - тихо пробормотал я, вышел из ванной и выключил свет.
Тут ведь в чем дело-то. Скажите, что я в жизни белья женского не видел – видел. В конце концов, сейчас в любой магазин зашел и все, хоть ослепни. Видел я и живых теток в белье, ну, в конце концов, и без всего тоже видел, порнуха-то свободно продается. Да и девки, с которыми у меня было… Это ведь тоже, но это все, словно не со мной. Понимаете? А тут все странным образом оказалось связано … А-а, ладно, это так просто не объяснишь, я между прочим не Тол-стой…
Потом я очень тщательно заваривал чай, избегая смотреть на Лизку. Но, в конце концов, деваться-то было некуда, как только на табурет, напротив нее.
Ты Крокодил, какой-то сегодня странный, - задумчиво произнесла она, обнимая ладонями горячую чашку.
Так дождь же, а я Крокодил, - неожиданно для самого себя, я нашелся с ответом.
Как это я сразу не уловила связи, - фыркнула Лизка, а потом заговори-ла, не очень громко, но спокойно так, - слушай, Крокодил, мне с тобой потолковать надо.
Ну, я слушаю.
Только это такой разговор, серьезный. Мне было бы удобнее, если бы я тебя по имени называла.
Как удобно, так и называй.
Хорошо, - Лизка пододвинула к себе пепельницу и закурила, а потом пошел разговор…
Не один год прошел уже, но никогда раньше со мной так не говорили. Да наверное, уже и не поговорят.
Ген, скажи, но только без понтов, а нормально, по-человечески. У тебя есть опыт?
Какой опыт?
Вот блин, ты с девчонками трахался?
Хороший вопрос, да! Это ведь мы между собой пацаны все крутые, а вот так, в лоб, да еще с девчонкой …
Ну, да.
Ты не брешешь. Я если что, по-любому, могила. Просто мне надо знать точно.
Ну да, с Олькой Красновой…
Оказалось можно, только лучше, все-таки в темноте и под сигареты.
И сколько раз это было?
С Красновой раза три, и пару раз с Веркой, ты ее не знаешь, она не ме-стная…
Да мне параллельно. Но ты сейчас не врешь, ты действительно с ними не меньше пяти раз?
Вот мля, я тебе говорю.
Лизка неожиданно рассмеялась и поинтересовалась.
А пацанам нашим, ты сколько раз сказал?
Да ладно тебе…
Ген, я же сказала – это между нами. Сто пудов.
Раз двадцать.
Один к пяти – нормально, - усмехнулась Лизка.
Слушай, Лиз, а тебе это зачем?
Гена, ты вот сейчас, называй меня Эльзой, как я тебя, по имени.
А ты, что, действительно, Эльза?
Да, в честь бабки, она у меня немкой была.
Вот блин, - качнул я головой.
Да ладно, это все фигня. История.
Ладно, как скажешь, фройлен Эльза, - не удержался я.
А в репу!
Все, успокойся, я пошутил.
Короче, Ген, я до сих пор, вроде как девственница.
Ты! - это было неожиданно, у нас-то совершенно другое говорили.
Я в курсе, что про меня рассказывают. Мы между собой тоже один к пяти рассказываем. Каждая брешет. Блин, не разберешь, где правда. Короче, это лажа все. А дело, вот какое, помоги мне.
То есть?
Ты что, придуриваешься, или в натуре не понимаешь.
Ты хочешь, что бы я сломал тебе…
Ген, это называется дефлорация. Знаешь такое слово?
Ну, слышал.
Вот, этого самого я и хочу. Поможешь?
Ли…, Эльза, понимаешь, я ведь с… этим не сталкивался. Обе мои уже были не девочками…
Ген, я тебе помогу, насколько смогу, конечно.
Я задумался. Ну то есть, не на тему, делать или нет, думал я о чем-то дру-гом. Или, может, о том же самом, но по-другому. Это сразу не объяснишь, между прочим. С одной стороны, сломать девке, ну то есть быть первым – круто, а с другой стороны, выходило это как-то не совсем по-настоящему… А кроме того:
А что ты ко мне-то с таким делом-то. Ну, подождала бы, когда захочет-ся. Любовь там придет, все дела…
Ген, перестань парить меня. Любовь эта, она когда она придет-то. Да и вообще, придет или нет, не известно. А мне уже сейчас хочется. Пони-маешь – пора мне. Большинство наших уже, а я еще блин, как будто в детский сад хожу. Получается, будто я умственно отсталая, какая-то…
Да ладно тебе.
Короче, Ген, будешь парить мне мозги, я собираюсь и ухожу.
Эльза, да я тебя не парю, я согласен. Только, ты вот что скажи, почему я?
Я могу, конечно, сказать, что без ума от тебя, только эту будет лажа полная. Просто я присмотрелась к тебе, ты вроде нормальный, с тобой можно договориться.
Да об этом с любым можно договориться.
Я не про это говорю. Я говорю, что если я тебя попрошу, чтобы ты молчал о сегодняшнем дне, ты ведь будешь молчать.
Мля буду! Могила.
То есть, если ты скажешь, что трахнул меня там, год назад, или полто-ра, это ради Бога, я сама могу подтвердить, если попросишь. Но про се-годняшний день забудь. Точнее, что сегодня это было в первый раз – про это забудь!
Ладно…
Такой вот был день. А я-то, по наивности собирался просто посмотреть порнушку. То есть, там дело и до нее дошло, но только она потребовалась нам, как учебное пособие. Что-то, там у Лизки, не совсем было правильно. А может я что-то напортачил от нервов, только с первого раза у нас не получилось. Больно ей было, она даже ревела. Мы в какой-то момент бросили все это дело, вышли из моей комнаты и пошли на кухню курить. Я старался Лизку успокоить, но она отмахивалась от меня, металась по кухне, злилась, ругалась и все такое… Прав-да, делала она это голяком, как с кровати моей поднялась. Из-за этого я тоже чувствовал себя не очень… Не знаю, чем бы все кончилось, я хотел пива пред-ложить Лизке, а потом вспомнил про отцовскую заначку. Был у него пузырь са-могона домашнего. Сказал Лизке – та согласилась. Мы отлили маленько, выпи-ли. А потом я вспомнил, еще одну фишку, ходила такая между пацанов, чтобы подружку, значит, расслабилась, надо ей что-то вроде массажа сделать… Ну массажист из меня так себе, только спинку почесать. Но и этого оказалось впол-не достаточно. После этого все пошло нормально, крови, правда, было, я даже испугался, но Лизка успокоила меня.
Ты не видел когда у меня течка, блин.
Ты точно, в порядке? Не больно тебе?
Прикури мне сигарету…
На тот момент мы уже оба были в кухне. Я курил, а Лизка сидела на стуле, подложив под себя полотенце. Изредка она наклонялась, проверяя, кровоточит или нет. Вот и сейчас, она заглянула под себя.
Сочится, блин…
Я повторил вопрос, подавая ей сигарету.
Жжет маленько, и ноги если сдвигаешь, немного больно. А так вроде, жить можно. Живут же другие клюшки.
Да…, - ничего другого сказать я не мог…
* * *
Еще какое-то время мы сидели в кухне, курили, пили пиво. Разговор особо не клеился. Да и какой может быть разговор, когда мы голяком, у меня глядя на нее блин, встает. Лизка видит, фыркает. Дурдом, одним словом… Она затушила очередную сигарету, допила глоток из стакана и обратилась ко мне:
Ладно, Ген, я пойду помаленьку, подмоюсь сейчас и пойду. Вроде прошло.
Слушай, Эльза, я вот что хотел спросить, если мы еще когда-нибудь…
Ген, у меня всего одна была, и ты ее сломал…
Я о другом…
То есть, ты намекаешь, можем ли мы трахнуться, когда будем уже как Лизка и Крокодил? Вопроса нет. Я как только заживу, дам тебе перво-му…
А если как Эльза и Геннадий, что, уже так быть не может?
Нет. Просто сегодня был ужасный дождь, град, молнии и прочая фигня. Именно из-за этого все и было. Понимаешь?
Блин, нет.
Ладно, забудь.
Не понял я тебя, ну да ладно, завтра может быть пойму…
Так все и кончилось. Через полчаса она ушла, и я остался один. На душе было муторно. Не знаю, как это объяснить. Показалось мне, что все, что было – было как-то неправильно. Я даже какую-то вину чувствовал, вину и сожаление. Хотя, вроде, она сама, первая начала… Или, может, что-то я почувствовал тогда, ну, что-то такое, чего раньше никогда не чувствовал…
2
Это было днем позже. В понедельник. Мы с пацанами курили за углом школы, перед занятиями. До звонка оставалось, наверное, минут двадцать. Шел наш обычный разговор, я правда, в тот день больше отмалчивался, у меня такое было ощущение, что не только Эльза потеряла в тот вечер невинность, но и я. Странно было ощущение… Я как раз старался подобрать правильные слова, что описать это новое ощущение. В этот момент мимо нас прошла Эльза… просто прошла и все. Только рукой взмахнула:
Всем привет!
Мы разноголосо приветствовали ее, а потом некоторые из нас, в том числе и я, некоторое время смотрели ей вслед.
Эх, я бы ей задвинул, - произнес весьма обыденную фразу кто-то из наших, и тут же получил другую, тоже не отличавшуюся новизной:
А кто бы был против. Только с ней договариваться морока одна.
Может ей бабки предложить? - это был Леха Столяров, по прозвищу Гроб.
Гроб, ты что, обкурился?
А что, Олька с параллельного берет.
Только ей особо не дают, если только кто не в курсе. Ее в любой мо-мент можно отвести за уголок и все дела, при чем бесплатно. Хоть на перемене…
Это был наш, обычный разговор. Его можно было услышать в туалете или на перемене, в коридоре. Большинство фраз было известно заранее, просто так мы убивали время. Но сегодня, я их словно услышал в первый раз, а может, в первый раз точно понял, о чем именно идет речь. Стало мне как-то не по себе…
Крокодил, ты что сумеречный сегодня?
Башка болит после вчерашнего, - отмахнулся я.
А ты что, пил вчера?
С батьком в деревню ездил, ну и там с пацанами по самогонке вдарили.
Вообще-то с домашнего башка не болит, - усомнился кто-то из наших спецов.
Это, смотря сколько. А кроме того, если на продажу гонят, туда такое суют…
Тебе пивка надо бы было с утра…
Разговор пошел своим путем, но я в нем участия больше не принимал. По-том подошел Кит. Закурил папиросу – это была его очередная фишка и переклю-чил разговор на следующую тему. Я в тот момент не обратил внимания, что Кит очень уж внимательно смотрел на меня. Был у него иногда такой взгляд. И все-гда было не понятно, что от Кита следует ожидать в следующий момент…
* * *
Прошел этот день, потом следующий, потом неделя. Я, вроде как, пришел в себя, пошла наша обычная жизнь. Хотя, если быть точным, что-то во мне, все-таки, в прежнее состояние так и не пришло. Даже и не знаю, что именно. Словно я повзрослел, как-то рывком, не знаю. Нет, коренным образом ничего не измени-лось. Мы по-прежнему ходили в школу, курили, вечером пили пиво, вели наши разговоры, только я словно меньше принимал в них участия. И вот тогда, со сто-роны, я заметил, что становлюсь похожим по своему поведению на Кита. Я даже представить себе не мог такого. Однако, мы подружились. То есть, это распро-странялось не только на выпивку. Частенько мы с ним уходили из нашей беседки последними, проговорив лишний час, а то и больше.
Вот тогда-то я по-настоящему начал присматриваться к Киту и увидел со-вершенно другого человека. Абсолютно другого, каким, наверное, его только родители знали, а может и они… Да, конечно, Кит был чума, самая настоящая чума. Только оказалось, что ему не все по барабану, точнее, было ощущение, что этот самый пресловутый барабан у него другой. Можно и так сказать. До меня начал доходить смысл некоторых его поступков, которые раньше, я просто отно-сил к разряду необъяснимых его взбрыков… Ну вот, например, было такое. Сто-им у подъезда, у чужого, во избежание всякого, курим. Подходит дед какой-то, а это как раз в мае было, на день Победы. Стоим, разговариваем, спокойно так, никого не трогаем. И дед этот идет, видно, что выпил, а много ему надо-то в та-ком возрасте. Прошел бы мимо и все дела. Нет, надо было ему около нас остано-виться. А Кит, надо уточнить, сидел с гитарой, и что-то тренькал, из ГО, кажет-ся, помню только, были там матерные выражения, много. Дед около него оста-новился, и дребезжащим, противным таким голосом Киту, что мол они воевали, кровь проливали, друзей теряли, а мы выросли уроды… Ну, знаете, бывают та-кие занудные старики. Мы обычно их спроваживали быстренько, и продолжали свои дела. Обычно этим дело и заканчивалось, а тут Кит поднимается и к этому деду:
Ты чего, дед? - прямой такой вопрос, на него и в своем уме-то не сразу ответишь. Дед, правда, нашелся.
Я – ветеран, действительно, в деды тебе гожусь, а ты при мне ругаешь-ся матерно…
А это, между прочим, картина. Кит – метр восемьдесят, башня такая и дед, метр с кепкой, напротив. А Кит смотрит на деда и спокойно так говорит:
Извините пожалуйста, вот только имени Вашего не знаю.
Дед, понятно дело, опешил. Потоптался, но представился:
Иван Федорович.
Извините, пожалуйста, меня, Иван Федорович.
Мы затихли, значит и смотри на Кита и деда.
Да ладно, просто, как-то так, обидно, - бормочет слегка ошалевший дед, а сам на Кита смотрит.
Я, - говорит Кит, - задумался, не увидел Вас.
Да ладно, - тут дед видимо окончательно обалдел, и пошел на попят-ную. Однако, не тут-то было. Теперь инициатива была у Кита.
Иван Федорович, Вы музыку любите?
Ну да, - кивает старик и уточняет, - только ту, нашу, с войны…
Кит, значит, усаживает деда, поворачивается ко мне, достает три сотенных бумажки и тихо так, чтобы не слышали пацаны:
Крокодил, по дружбе, сгоняй в магазина, купи бутылку водки, цветов у бабок и стаканчиков, десяток одноразовых, если не хватит, добавь – я отдам…
Я пошел в магазин и слышал, как Кит, вполне серьезно начал деду играть «Катюшу», потом «Темная ночь». Когда я вернулся, около нашего подъезда стояла толпа всяких этих бабок и дедов, с орденами, медалями, некоторые в во-енной форме. Даже было слышно, как в промежутках между песнями, позвяки-вали эти самые ордена-медали. А Кит играл, часа, наверное, два, подряд, только иногда останавливался гитару подстроить. Я и песен таких не знал, какие Кит пел. Не знаю, сколько бы еще продолжался этот концерт, потому что и танцева-ли ветераны, и подпевали Киту, но лопнули сразу две струны. Извинился Кит перед всеми, взял у меня бутылку водки и выпил с дедом этим, Иваном Федоро-вичем. Вручил ему цветы, а потом еще и до дома проводил… Чудно, но и это не все. Вернулся, а мы все еще около подъезда стоим, правда, помалкиваем в ос-новном, потому что сказать-то нечего, по большому счету. Возвращается Кит, дает каждому из нас по пластиковому стакану, разливает оставшуюся водку – мы стоим, смотрим.
За наших дедов. Живых и погибших, - произносит Кит, выпивает молча и уходит домой. Все, ни слова больше.
Он ушел, а мы остались. Выпили, помолчали и тоже начали разбредаться. Не знаю, о чем думали остальные, а я пытался понять, что именно сделал Кит. То есть, насколько мы все его знали, то были готовы, что он посмеется над этим дедом, я даже готов был пресечь это, если Кита понесет. В конце концов – это день Победы, действительно праздник. А Кит сделал вроде все по-настоящему, ну то есть искренне…
* * *
Или вот еще вспомнилось, но это раньше было, зимой еще. Тут как раз от-тепель, а потом мороз. На улице, как на катке. Сидим мы вдвоем с Китом около подъезда, ждали кого-то. Идет тетка какая-то, в каждой руке по сумке и хлоп, упала. Мы поднялись, помогли встать, то есть все нормально. Только Кит под-нимает сумки этой тетки и спрашивает:
Вы далеко живете?
В двадцать седьмом доме.
Это, который рядом полем?
Да, - кивает тетка.
Крокодил, ты посиди, подожди наших, я сейчас.
Цепляет эту тетку под руку, в другую руки ее сумки и идет вместе с ней. Так и проводил ее до дома. Вернулся минут через двадцать, покурил, осмотрелся и снова ушел. Хотите верьте, хотите нет, через полчаса по нашему микрорайону уже ездили два ЗИЛа раздолбанных и разбрасывали песочек…
Я это не за то говорю, что он внимательный был или добрый сверх меры, нет. Если ему не ко времени на язык попасть, он мог и до слез довести. Да и в драках мы с ним бывали, район на район. Так он один за пятерых махался, да еще с улыбкой какой-то жуткой. Как сейчас помню, нос разбит, глаз один за-плыл, а он как машина. Я это к тому говорю, было в нем всего в перехлест, через край, а он, краев этих, словно не замечал… Кит. Чума, одним словом. Но у меня, словно получалось уживаться с ним. Разговаривали мы много, и разговоры эти были, какие-то… Короче, толпой, хоть с девками, хоть одни пацаны, но мы та-ких разговоров толпой никогда не вели. Только один на один, с Китом. Время за полночь, а мы в беседке… Короче, мы дружили, наверное, так эти отношения и называются…
* * *
И вот, как-то раз, сидим мы у него, несколько наших пацанов. Народ видео смотрит, в ожидании свой очереди к компьютеру. А мы вышли с ним на балкон, стоим, курим, а тут по улице идет Эльза. Я крикнуть хотел, но Кит остановил меня. Она и прошла, скрылась за поворотом и все. Я молчу, Кит тоже помолчал, а потом спокойно так обращается ко мне:
А ты знаешь, Крокодил, ее настоящее имя – Эльза, у нее бабка немка была, вот ее так и назвали. В память…
Что? - я переспросил, не потому что не расслышал, со слухом у меня все в порядке, просто стало мне опять не по себе, потому что я опять увидел этот особенный взгляд Кита.
Она не Лиза, а Эльза, - пояснил Кит, - ее в честь бабушки назвали. Она у нее немка была.
Ты откуда знаешь? - спросил я, но только чтобы продолжить разговор, потому что почувствовал, как побежали у меня вдоль позвоночника мурашки.
Э-э, Крокодил, я про нее много чего знаю.
Она тебе что, нравится, что ли? - в тот момент я не мог подыскать бо-лее подходящего слова, понял, наверное, или почувствовал, что инте-ресует она Кита иначе, ну, по-другому что ли.
Нравиться не то слово, - вздохнул Кит.
Ну, так и подкатил бы к ней. Поговорил. Может, чего и получилось…
Да вот, никак не соберусь с духом. Она ведь, - Кит, вздохнул поглубже и выдал, - как Ангел.
Ага, - фыркнул я, - только ангелы не курят, матом не ругаются, морды не бьют.
Откуда ты знаешь, - прозрачно так улыбнулся Кит, - разве ты видел Ангелов?
Слушай, Кит, она нормальная девка, правда у нее крышу сносит, кстати говоря, как у тебя, но только тебя ведь никто ангелом не считает…
Ты не понимаешь, Крокодил. Я – не ангел, во мне столько живет тьмы, я уж скорее, бес. А она, ты представляешь, я видел, как она плакала, когда машина какую-то дворнягу сбила. Честное слово, она потом эту псину с дороги забрала и похоронила. Представляешь?
Лизка!
Я тебе о чем и говорю! В ней столько светлого, она даже когда в класс заходит, от нее свет идет.
Кит, окстись, ты слышал, что про нее говорят?
Слышал, - помрачнел Кит, - врут много.
Но ведь не все врут-то…
Не все, - неохотно согласился Кит, - но очень много. Из злобы, из за-висти, из ненависти. Но только так ведь всегда бывает, если человека не понимают, обязательно стараются ему рога и копыта пририсовать.
Слушай, Кит, ты подойди к ней, поговори, может она согласиться встречаться с тобой. В конце концов, ведь встречается же она с кем-то…
Не только встречается, - совсем как-то тоскливо пробормотал Кит, и показалось мне тогда, точнее, тогда я подумал, что показалось, как что-то блеснуло у него в глазах…
Стало мне в тот момент как-то очень нехорошо на душе, даже и объяснить не могу. Сжалось что-то внутри. Нет, Кита мне было не жалко, уж кого-кого, а его жалеть дело пустое, что-то другое это было, а что именно – не объяснить. А Кит еще постоял, глядя на улицу, достал очередную сигарету, закурил, и, глядя куда-то в небо, сказал:
Вот не знаю, чувствовал ли ты когда-нибудь настоящую Любовь. На-стоящую, огромную, понимаешь?
Не знаю, - пробормотал я, чтобы только ответить, чтобы не затягивать молчание, потому что молчаливый Кит – это таймер от бомбы, на кото-ром меньше десяти секунд осталось.
Значит – не чувствовал. Когда Любовь настоящая, ты это сразу пони-маешь.
А ты, я так понимаю, чувствуешь…
Да. Только у меня внутри не хватает чего-то. Или, может наоборот, лишнее там что-то. Только пока она там не может нормально прижить-ся…
Слушай, Кит, тебе никогда не говорили, что у тебя с головой что-то не то?
Ты это сейчас пошутил так, - повернулся он ко мне.
Пошутил-пошутил, - поторопился я сделать шаг назад.
Дурак ты, Крокодил, отказываешься от такого кайфа…
Это от какого? Смотреть со стороны, как девчонка, которая тебе нра-виться, с другими. Я такого кайфа не понимаю.
Я и говорю – дурак. Эльза. У нее в душе сейчас смута. Буря самая на-стоящая, а мы говорим, что ей крышу сносит. Ей прежде всего с самой собой надо договориться. Вот тогда наступит в ее душе мир, и когда это случиться – я буду там. Веришь, я точно знаю, что мы с ней будем вместе. Я для этого все-все сделаю…
Ну-ну, - пробормотал я.
И в этот момент отключили свет. Запищал ИБП, Кит выбросил сигарету и ушел с балкона. Такой вот у нас тогда получился с ним разговор. Не помню точ-но, чем закончился тот день, наверное, мы просто разошлись по домам, но толь-ко в ту ночь я практически не спал, стояли перед моими глазами две картины – голая Эльза с сигаретой, разглядывающая кровь на полотенце и смотрящий в не-бо Кит. То одна картинка, то другая и никак я не мог разогнать их, и уснуть тоже не мог…
* * *
Прошло еще время, незаметно совсем, так, проскочило и все. Ничего осо-бенного из того времени я не помню, точнее, ничего меня в то время особенно не интересовало. Лишь прислушивался к тому, что говорили о Ките и Эльзе. Ну и присматривался сам, а они отрывались на всю катушку, носило их так, что если бы не медали – не учиться бы им в школе. Но меня не похождения их интересо-вали, вовсе нет, я старался понять, хватило духа у Кита подойти к Эльзе или нет. И в том, что происходило, я с некоторой долей уверенности чувствовал ответ от-рицательный.
Пролетел класс десятый, потом одиннадцатый. Черт меня возьми, я даже не помню, как сдавали выпускные экзамены, сплошная какая-то пелена. Помню только ночь после вручения аттестатов – это было такой крутой загул, что его просто невозможно было забыть. Вечером, в актовом зале, под какую-то музы-кальную ахинею, нам вручили аттестаты, девки платочками размазывали по ли-цам косметику, даже пацанам было не по себе. Потом нас отпустили переодеться и оттащить домой документы. За полчаса до назначенного времени мы, то есть пацаны, были уже у Димки Егорова и принимали по первой рюмке водки, одно-временно, закачивая ее же прозрачную в пакеты из-под сока.
Кто это придумал – не знаю, но фокус удался. Родители сами же и доста-вили весь этот сок в школьную столовую. Потом нас заперли в школе и до шести утра мы то пили, то блевали в туалете, то расслаблялись с подружками в школь-ных закоулках – классно было, одним словом. В шесть утра школу открыли и мы, спотыкаясь, нетвердыми походками, зато всем коллективом, отправились на речку, где благополучно проспали часов до двух дня…
С больными головами, и с жутким привкусов во рту, мы расползлись по домам. Следующая наша встреча произошла только на следующий день, ближе к вечеру. Крепкий чай, таблетки от головы, а кто покрепче – пивом, мы привели себя в чувство и встретились уже свободными молодыми людьми. Мы ходили по улицам, открыто курили, пили пиво. Пытались сознать свою взрослость, и надо сознаться, дурели от нее…
Потом пришла пора подавать документы в институты. Суматошное время, и так получилось, что я даже и не заметил, что в те дни не попадались мне на глаза ни Эльза, ни Кит. А когда мне приходило в голову поинтересоваться, что с ними, обязательно находились дела, которые оттесняли этот мой интерес на зад-ний план. К тому же отец, наконец, отдал мне насовсем машину, и я, надо и не надо, мотался по городу на колесах.
Потом, получив необходимое количество троек, я стал студентом, и нача-лась совершенно другая жизнь. Студенческая жизнь так закрутила, что о школе я вспоминал, но как о чем-то совершенно нереальном, о чем-то таком, чего и не было. Лишь курсе на третьем, я случайно узнал, что Кит, плюнув на свою золо-тую медаль и отметки ушел в Армию. Про Эльзу не знал никто и ничего. К тому моменту мои родители, приложив колоссальные силы и средства, вчистую отма-зали меня от Армии. Можно было спокойно жить и радоваться этой самой жиз-ни, что я и делал до недавнего времени…
3
Пришло время отпуска, я быстренько заполнил нужные бумаги, получил отпускные в кассе, и поставив мужикам, с которыми работал на участке, отход-ную, благополучно отбыл в очередной отпуск. Первый день отпуска я встретил с жуткой головной болью, дрожанием рук и с совершенно непередаваемым вкусом во рту. Пришлось даже лечиться домашними средствами, короче, только к вече-ру я смог прийти в более или менее человеческое состояние. Вот теперь действи-тельно можно было по-настоящему задуматься, как следует провести отпуск. Дело в том, что из-за работы на участке с повышенной вредностью, отпуск мой был полтора месяца чистого времени – то есть, за это время можно было сделать очень многое… Подводила правда, погода, но с другой стороны, было ведь еще и море, Черное море…
В общем, вечером, сижу я перед телевизором, переключаю каналы – пы-таюсь найти что-нибудь подходящее для просмотра. Можно смеяться, но самым подходящим оказывается, как ни странно ЧП. Конец недели и сыплются на меня валом всякие разные аварии, ДТП, похищения, ограбления и прочее. А я сижу и радуюсь, что проживаю не в столице, где происходит вся эта чернуха, а за тыся-чу верст от тех самых мест…
Поглядываю я, значит, на экран и прислушиваюсь к состоянию организма. То есть размышляю, как он, то есть организм, отнесется к бутылочке пива на сон грядущий… и тут что-то промелькнуло на экране… Я даже и не сразу сообразил, просто сделал громче и уставился на экран, позабыв напрочь о своих желаниях.
…была известна, как преуспевающая бизнес-леди. Хозяйка широкой се-ти бутиков по всей столице. Среди тех, с кем она поддерживала дело-вые, а часто, и дружеские отношения много известнейших представи-телей индустрии моды. Вместе с этим, госпожа Эссер, очень часто мелькала на страницах глянцевых журналов, как участница громких скандалов. Мы, конечно, будем вести независимое расследование и по мере поступления информации обязательно поделимся ей со зрителями, а пока послушаем, так сказать, официальную версию. Слово господину Берестневу.
Появился на экране солидный такой мужик, в костюме, при галстуке, кив-нул зачем-то в камеру, передвинул какие-то бумаги на столе и только потом за-говорил.
Да, действительно, последнее время мир моды потрясли несколько тра-гических событий, которые впрямую были связаны с теневой экономи-кой, однако, случай с Эльзой Рудольфовной Эссер – вовсе не тот случай. Данная история, и это официальное мнение следствия, скорее трагиче-ская случайность или самоубийство…Следствие в данный момент от-рабатывает все возможные версии. Но уже сейчас наиболее жизнеспо-собной оказывается версия самоубийства. Такова уж тенденция наше-го времени, благополучие в бизнесе зачастую скрывает проблемы лично-го характера. Так и здесь, очаровательная, молодая, умная женщина, но увы, в одиночестве. Нам, впрочем, как и зрителям, наверняка, из-вестна серия скандалов последнего времени, где фигурировало имя гос-пожи Эссер…
Мелькнуло несколько кадров, где я успел рассмотреть свою бывшую од-ноклассницу, а мужик тем временем продолжал.
…посильную помощь. Сейчас на экране будет показана фотография молодого человека, если вы знаете, кто он, или где он находится, убе-дительно просим позвонить по телефону…
И Бог ты мой! Во весь экран на меня смотрела фотография Кита. Конечно, он изменился, но не настолько, чтобы я его не узнал, даже не смотря на то, что фотография была не очень четкой, смазанной каким-то движением Кита.
Впрочем, может быть, человек, чью фотографию мы сейчас показыва-ем, сам нас смотрит – убедительно просим связаться с нами. Нам точно известно, что Вы были последний, кто видел госпожу Эссер жи-вой. Нам так же известно, что после Вашего ухода, она еще была жи-ва, по крайней мере, полтора часа. Мы просто хотим задать Вам не-сколько вопросов, как свидетелю. Убедительная просьба прийти к нам, или позвонить по этим телефонам…
Черт меня возьми! Лизка мертва! Покончила с собой, а рядом с ней, со-вершенно случайно, мелькнул Кит. Нет, это пусть милиция верит в случайность, я-то точно знаю, что не бывает таких случайностей. Просто не бывает и все. Правда, не верилось, что Кит поднял руку на Лизку, да однозначно, в такое – не верилось. У меня в голове вдруг всплыл тот наш разговор на балконе… По край-ней мере, тот, каким я помнил Кита, не мог навредить Лизке. Я почесал в затыл-ке. В общем-то, и мент сказал, что Лизка умерла часа через полтора, после ухода Кита. И его даже не обвиняют в этом, если конечно, это все не ментовская вы-думка. Нет, это конечно не Кит. Правда, ее самоубийство и появление Кита, на-верняка, было как-то связано, да, скорее всего…
* * *
Прошло еще два дня. Два обыкновенных дня. Правда, за очередной банкой пива я рассказал нашим мужикам, что видел по телевизору. Кто-то даже вспом-нил, что видел этот же сюжет. Но рассказ мой особенного впечатления не про-извел – мужики просто покивали головами, при чем скорее осуждающе, нежели чем сочувствующе…
Ты Крокодил, по ушам нам не езди. Они там с жиру бесятся, в этой столице. А про моду и эту, вообще говорить нечего. Мужики – не му-жики, бабы – не бабы. Так, фикция одна…
Нет, с этой стороны я с нашими мужиками, был согласен. Будь это любая другая баба, я бы даже и не вспомнил. Но это была не просто баба, и даже не просто моя одноклассница… Хотя, если подумать как следует, чем, собственно говоря Лизка отличалась от многих других? Только тем, что когда-то, я был у нее первым… Но с другой стороны, это ведь вполне мог быть и не я, а любой другой, кто рискнул бы пойти в тот дождь за сигаретами…
Хотя, если говорить честно, мне Лизку было жаль. Просто, по-человечески. В конце концов, она тоже была человеком, пусть даже и таким… Что и говорить, настроение мое было не то, что испорчено, но на душе было как-то не очень. Ну, вроде, как был светлый день, и вдруг туча… Или даже нет, не так, день так и остался солнечным, а вот вдалеке, почти на горизонте что-то мая-чило… так эти два дня я и провел, с мужиками, в скверике, на скамеечке. Иногда с ними в картишки играл, пил пиво потихоньку… А на горизонте все равно что-то маячило. Чтобы как-то отвлечься, я обзвонил пару туристических фирм, узна-вал на счет горячих путевок – обещали помочь. Я им свои координаты оставил и теперь просто ждал…
Это было вечером, в воскресенье. Часов, наверное, в одиннадцать. Всем было с утра на работу, поэтому мы закончили партию и разошлись по домам. Я навел себе кофе и устроился напротив телевизора. Было там что-то прикольное и вдруг – звонок в дверь. Я не очень-то удивился, такое уже частенько бывало. То соседу снизу потребовался полтинник, то еще какая-нибудь байда, поэтому я кофе от себя отставил и пошел открывать. Я ведь даже и не спросил, кто там звонит. Просто распахнул дверь и замерз. Стоял передо мной Кит…
Минута, наверное, прошла, прежде чем я пришел в себя от изумления. А он стоял и ждал, когда у меня столбняк пройдет. Дождался. Тогда обнялись мы крепко, похлопали друг друга по спинам, и я естественно, пригласил его к себе и начал соображать, чем бы такое дело отметить. Кит же, увидев это мое замеша-тельство и суетливые хлопоты, остановил меня.
Ты погоди, Крокодил, дело у меня к тебе есть. Вот решим, а тогда уж и посидим, тем более, что есть повод. Даже не один…
Ладно, - согласился я, а на сердце у меня как-то захолодело, - какое де-ло-то?
У тебя курить можно?
Конечно, кури. Хочешь, я тебе кофейку наведу, - предложил я.
Кофейку – это хорошо. Ты извини, - вдруг опомнился Кит, - ты один, а то может я не ко времени…
Да один я, один, - успокоил я бывшего одноклассника.
Это хорошо, - пробормотал Кит и закурил.
Я занялся кофе, и помалкивал, давая возможность Киту начать первому… А пока возился около плиты, меня вдруг как током ударило – вот такое вот рас-положение людей уже было, я его уже видел. При чем, именно в этой комнате, и все на тех же самых местах. И занимались присутствовавшие здесь, тем же са-мым. Я кипятил чайник, Лизка сидела и курила, прямо на том же самом стуле… Я даже на момент замер, буквально застыл, и слава Богу, что Кит в этот момент что-то пытался рассмотреть на столе, а потом заговорил, чем и вывел меня из столбняка.
Слышал о том, что случилось с Эльзой? - такой был первый его вопрос, впрочем, я даже и не сомневался, что наш разговор начнется именно с этого.
Да, по телеку, в новостях говорили, - ответил я, ставя на стол чашки, и присаживаясь сам.
Значит, и про меня слышал?
И слышал, и видел, - ответил я, закуривая.
Думаешь, я это сделал? - прямо в лоб спросил Кит, даже чашку отста-вил в сторону.
Уверен, что не ты, но то, что к тебе это отношение имеет – не сомнева-юсь, - не стал я выкручиваться, тем более, что я действительно думал именно так.
Спасибо, - буркнул Кит и как-то поник весь сразу, словно размякли не-которые его кости, или совсем исчезли из тела.
Там менты просили, что бы ты встретился с ними. Телефоны называ-ли…
Я знаю. Я схожу к ним, сначала только разберусь с одним делом, а по-том тогда уж и пойду…
Говори. Чем смогу – помогу.
Я ведь, и правда, к тебе за помощью…
Кит, ты только не тяни кота за это дело, а то мне как-то не по себе, - подтолкнул я его.
И то правда. Только придется тебе немного про свою жизнь рассказать. Я коротко, но это надо…
Рассказывая, я ведь ничего о тебе не знаю, - легко согласился я.
В общем, ты помнишь, как мы закончили школу, как подались все куда попало. Я в тот выпускной, если ты заметил – не пил.
Не заметил, - признался я.
Да это не важно, наши тогда все хороши были. А я не мог, я готовился поговорить с Эльзой. Решился, наконец, да и боялся, что ускачет она куда-нибудь после школы, и мне будет ее не достать. Только пока я решался, Эльза умудрилась так нагрузиться, что разговора у нас нор-мального не получилось. То есть я-то сказал, все что мог, а вот она то-ли не поняла, толи не захотела понять. А может, и правда была пьяная. Это я помню как-то не очень четко. Мне только один момент запом-нился. Я сказал ей все, что люблю ее, что не могу без нее жить, что она для меня как солнце. Она в тот момент словно протрезвела, посмотрела на меня – помнишь, какие у нее глаза были – посмотрела и говорит: «Что же ты Миша молчал столько, ведь все могло быть иначе…». Ска-зала и в слезы. Я ее успокоить попытался, а она меня оттолкнула. За-пьянела как-то мгновенно, повернулась ко мне спиной, юбку задрала, спустила трусы, и говорит, мол, что ежели я трахнуть ее хочу, так это – вот, пожалуйста…
Вот, Черт…
Понимаешь, в тот момент, показалось мне, что я с разными людьми ус-пел поговорить. Короче, выскочил я из кабинета, это у нас было, на фи-зике, открыл окно в коридоре, сиганул из него и пошел домой.
Так это же второй этаж!
Мне тогда все было по фигу. Как, впрочем, и потом. Плюнул я на ин-ститут, на всю эту лажу, собрал документы и отправился в военкомат. Пришел. Они на меня как на придурка смотрят, ты чего мол, приперся. Я говорю – хочу в армию. Они мне про призыв, что, мол, рано еще, а я командиру, полковник там у них какой-то был, что если не заберете сейчас, сопьюсь или наркоманом сделаюсь.
Ну, ты блин…
Ладно. Короче пока я с ним спорил, заходит капитан. Полкан этот к нему, посмотри вот на придурка, рвется в армию и заржал, а капитан этот оказался с понятием, мужик. Говорит, хочешь в армию – возьму, в смысле, решу этот вопрос, только мне, в армии, самоубийцы не нужны. Достал визитку, подает мне и говорит, у меня на этой неделе дела, а вот через неделю – приходи, поговорим. Я сказал – приду. Он, наверное, думал, что я за неделю одумаюсь, в себя приду, только ты ведь меня знаешь. Не на того напал.
Это да, - поддакнул я.
В понедельник, на следующей неделе, я был около его кабинета. Он меня пригласил, мы поговорили, и через два дня я отправился в ВДВ, в учебный центр. Оказалось, что таких как я, там целая рота. Ну, потом, присяга и спецназ…
Там?
Там тоже. Сначала Чечня, потом еще кое-где был. В разных местах. Короче, вроде как по контракту. Капитан этот кое-что там помудрил с законом, но это не важно. Потом он погиб. Прямо у меня на руках. Я про это тоже не буду – там гнилое дело было, удивительно, что там во-обще кто-то выжил. Короче. Дослужил я свой контракт, потом еще два года, а потом решил съездить в отпуск. Полагался нам. Бабла у меня море, я же до этого его совсем не тратил. Когда не получалось, когда не хотел. А нас тогда из одной горячей точки в другую, а платили нам нормально, а тем более спецназу, да еще по горячему… Есть короче деньги, а что делать – не знаю. Неделю я в столице куролесил, на про-ституток кое-чего потратил, кое-чего пропил. Гулял, в общем. А потом, в баре, по телевизору увидел Эльзу. А там, рядом со мной какой-то кент пристроился, а я на экран уставился, и как замерз, а он кивает на экран, классная мол, зараза. И говорит, что если у меня бабло есть, то он может ее телефончик пробить. Я, естественно, давай. Короче, через два часа у меня был ее и телефон, и адрес, и номер машины. Это было неделю назад.
Однако…
Столица. Все продается, все покупается… Сразу я к ней не пошел, словно накрыло меня. Сутки сидел в номере, в себя приходил. Потом привел себя в порядок и пошел. Пришел, позвонил, она открыла. Уви-дел я ее и ахнул, такая она… Нет, словами не могу. Она меня узнала, пригласила. У нее все по высшему классу, но я это потом разглядел. А тогда я от нее просто глаз отвести не мог. Поговорили о том, о сем. Она, правда, больше про меня расспрашивала. Я так, не очень подроб-но, рассказал. Она слушала, то плакала, то смеялась, но больше плака-ла. А потом тихо так спросила: «Ты ведь это все из-за меня, да?». Я не ответил – просто промолчал и все. А она продолжает: «Ты ведь и сей-час за любовью ко мне пришел». А я говорю, нет мол. Говорю, не за любовью, а, наоборот, с любовью. Говорю, мол, одному она мне не по силам, да и не к чему. Говорю, любовь, она потому и любовь, чтобы для двоих… Ну я еще что-то говорил, я уже сейчас не очень хорошо помню. Единственное, что в память тогда мне врезалось слезы ее – много слез, целое море… Сутки я у нее пробыл. Я даже и не заметил, промелькнуло все быстро как-то. Я тогда же сделал ей предложение, у меня ведь в запасе даже кольцо оказалось. Я в Арабских Эмиратах ку-пил. Просто понравилось и все, а потом, уже когда ее увидел – понял, покупал именно ей. В душе, наверное надеялся на что-то… В общем сделал я ей предложение, сказал, что не тороплю, что дам время поду-мать, если она захочет. Ну и все такое. Она ответила, что ладно. Вече-ром я от нее ушел, решил не мешать. Подумал, что ей это время нужно, ну чтобы, подумать. Мы ведь друг от друга оторваться не могли. Нас словно магнитом… В общем, пошел я в гостиницу. Там у меня хабар был, ну и расплатиться я хотел за номер…, - Кит замолк, закурил и поднялся. Прошелся по кухне, постоял около форточки.
Я следил за ним взглядом и молчал, ну понял я, что он вспоминает тот са-мый вечер и что не надо ему мешать в такой ситуации. Кит докурил, выбросил в форточку окурок и снова сел за стол.
Не стал я ей звонить, подумал поздно. А утром мне принесли письмо. Ее письмо. Она, наверное, сразу после моего ухода написала, - Кит за-лез во внутренний карман костюма, достал конверт и протянул мне, - читай.
Кит, это ведь тебе, неудобно…
Брось. Читай, его потом чужие будут читать, а ты все-таки свой.
Я достал из конверта письмо и раскрыл:
«Милый мой Мишенька!
Хотя, так и хочется назвать тебя Китом. Так что уж не обижайся, если вдруг ошибусь. Мне так много надо тебе сказать, а с чего начать – не знаю. Сначала – не могу, просто не помню, где оно, начало. Может быть там, в дет-стве нашем сумасшедшем. Нет, не сумасшедшем – в проклятом…
Господи, Мишенька, как же я ненавижу то время. Все это дерьмо, кото-рое мы – дураки, принимали за настоящую, взрослую жизнь. Все это вранье, всю эту грязь, который мы сами обливали себя, чтобы казаться хуже, чем мы есть на самом деле. Вспомни, хотя, ты был умнее, чем я, может быть, тебя не силь-но это коснулось. Ведь смог же ты полюбить меня, по-настоящему, от души, от сердца. Смог разглядеть за маской суки и малолетней шлюхи, меня настоя-щую. Ту, которую я так старательно ото всех прятала. Ты смог сохранить в себе душу, а я нет. Иногда, вечерами, сидя здесь, я вспоминаю наш город, наш район и тогда щеки мои горят. Я напиваюсь тогда и очень надеюсь, что не про-снусь.
Мне ведь не надо этого ничего. Впрочем, мне и тогда не надо было всего того. У меня тоже были мечты, хорошие, красивые и чистые. Но я не смогла их сберечь, мало того, я умышленно, сама топтала их, душила их, вырывала, как сорняк из души. Многие, так делали, и я делала. Нет-нет, я не хочу, что бы ты меня жалел – я хочу, чтобы ты, дочитав это письмо, проклял меня, понял, кто я и проклял меня.
Любовь. Чистота. Красота. Господи, Кит, ты даже не представляешь, какой они были для меня обузой в то время. Воля, глупость и страх – вот что царило в моей башке в то время. Я поняла это, только ничего уже было сделать нельзя… Вот опять я пытаюсь быть лучше, умнее. Только это не правда. Это на бумаге выходит красиво, и это неправильно. Мишенька это хорошо, что ты сейчас ушел, потому что, глядя тебе в глаза, я не смогла бы исповедоваться. А я хочу этого, пусть единственный раз, но рассказать все, честно, хочу вывернуть то болото, в которое превратилась моя душа…
О красоте. Да сначала о ней. Бог дал мне красоту, я видела себя в зеркало, я видела, как люди смотрят на меня. Те, первые взгляды, которые наполняла ра-дость от увиденной красоты. Я видела это. А потом я заметила и другие взгля-ды, сальные, от которых потели ладони их обладателей и вздувались ширинки. Две красоты – два взгляда. Один взгляд превращал меня в недотрогу и Ангела, а второй… я отказалась от первой красоты. Я изуродовала ее. Сама. Крашенная, с намазанным, как у старой проститутки лицом, я выходила на улицу. И мне нравилось, что меня тискают в автобусах грязные лапы и специально не носила лифчик. Я чувствовала, как к моей почти голой заднице прижимаются эрегиро-ванные члены, и терлась о них сама…
Чистота – она тоже была для меня обузой. Мне мало было грязи наруж-ной и я заталкивала ее в себя. Дешевое пойло, сигареты, план… Я сдирала с себя Богом данную чистоту, словно именно она была грязью. Горло мое исторгало брань, в уши я запускала к себе всякое дерьмо… Господи, я не хотела оставить у себя ни одного чистого кусочка. Глаза, те самые, которыми ты восхищался, которые целовал утром – я заливала их порнухой, самой черной, самой грязной. А дома выпроводив тетку я насиловала себя глядя на экран этого долбанного ящика…
Любовь. Я убила ее. Сама. То, о чем тоскуют, чего добиваются, что хра-нят, я убила. Я заменила ее на совокупление, на примитивное, животное «сунул-вынул». Я так была рада, что один добрый человек лишил меня невинности, что большую часть времени в десятом классе провела лежа на спине, не сдвигая ног… Меня мог трахнуть любой придурок, в то время, когда ты, зная, или, по крайней мере, догадываясь обо всем этом меня любил! Как ты мог?! Ты же ви-дел, все это!!! Нет, не остановить, нет. Как ты мог за всем этим дерьмом раз-глядеть меня ту, ту, которую я лишала жизни…
Наверное, есть только один вопрос, ответ на который пришел ко мне значительно позже – почему. Почему мне не нраву была та, первая? Дело не в том, что она была мне не по нраву, просто она была белой вороной. Быть той – означало быть не такой как все, то есть, быть в одиночестве, а я на тот мо-мент уже попробовала, что значит быть одной…Это было ужасно. Одна в школе, одна дома, одна на улице… Это не объяснить тому, кто этого не испы-тал… Возразишь, скажешь, что был ты? Был, но ты опоздал прийти. Опоздал тогда, опоздал и сейчас…
Я знаю, что ты делал на войне, ты пытался стать похожей на меня, только ты через кровь и убийства, смог пронести любовь. Мишенька, какой же ты сильный, какой же ты настоящий. Господи, Боже мой, каким же ты мог быть желанным!!! Для многих. Да, для каждой женщины! Но ты выбрал по-таскуху. Зачем?!
И еще об одном я умолчала. Бог сделал меня женщиной, подарил возмож-ность самой сотворить чудо. Чудо Любви – ребенка… В одиннадцатом классе я сделала первый аборт, потом еще два… Так я избавилась и от возможности творить чудеса…
Прощай Кит.
Прощай Мишенька.
Надо быть последовательной, я избавилась практически от всего, что дал мне Бог. Осталось только одно...»
Я дочитал письмо и молча протянул Киту. Тот взял, свернул аккуратно, положил в конверт и снова спрятал его во внутренний карман.
Что скажешь? - поглядывая на меня, поинтересовался он.
А что ты хочешь услышать?
Не знаю, ну, о чем ты думал, пока читал…
О чем подумал, - пришла моя пора подниматься на ноги и ходить по кухне, - впечатление… Честно?
Другого – не надо.
Ладно, слушай честно. Я всегда говорил, что Лизка с башней не дру-жит. Всегда говорил. И тогда, в школе, а сейчас, тем более повторю. Это ты ее любишь и любил. Мне она была просто по фигу. Да, симпа-тичная, нет, красивая, да к тому же еще и умная – явно не про такого олуха как я. И, между прочим, очень хорошо, что не про меня! Ладно, мы в свое время делали ошибки. Что с нас взять – пацаны. Мы просто не понимали этого, некоторые, между прочим, и сейчас не понимают. За что же их бить, за то, что они дураки?! А Лизка твоя, уже тогда по-нимала, и шла на все это сама. Умышленно. А теперь, в то дерьмо, ко-торое она сама залезла, она и других сует. Хотела быть как все! Пони-маешь, что она говорит, выходит, что все, кто был рядом с ней, были козлы. Просто хотели ее трахнуть и все…
А что, разве не так, - спокойно возразил Кит, только уж очень спокой-но, - или ты не помнишь, о чем говорили наши с тобой одноклассники, когда она проходила мимо…
Нет уж, извини! Молодые мы были, понимаешь, молодые. Что же те-перь, преступление быть молодым?! Я за собой вины не чувствую. Ку-рил – да, пил – да. Вместе пили, между прочим. А бабы, так их никто не насиловал, они сами, между прочим, были не против. Жениться на них не женились, это извини, по закону было рано. А потом, я до сих пор не женат – не повезло. А девки, с которыми мы трахались, одно-классницы наши, в большинстве своем замужем. И нормально живут, детей растят… За что же их всех в дерьмо-то…
Крокодил, а ты чего разорался-то на меня, - поинтересовался Кит, - я тебе ничего не предъявляю.
Нет, предъявляешь. Ну, не ты, так подружка твоя покойная. Она – предъявляет. Про чистоту свою рассказывает, про любовь высокую, но только трахалась она со всеми напропалую, пила со всеми, курила со всеми…
И с тобой? - тихо так поинтересовался Кит.
Чего со мной? - не понял я вопроса.
У тебя с Эльзой тоже было?
Нет, ты чего Кит. Это я так, фигурально, - пыл мой куда-то испарился. Я выдохнул и взялся за сигарету.
Ладно, Крокодил, ты извини меня. Зря я к тебе пристал. Просто не с кем было поговорить, понимаешь… Извини…
Да, ладно.
Кит поднялся со стула. Я смотрел на него и видел, ну вот буквально видел, как уходит из него какая-то сила. Большая огромная сила, только не слабел он от ее ухода. Нет, даже скорее наоборот… Стало мне неловко.
Кит, ты про дело говорил какое-то, - напомнил я.
Ладно, оставь, я сам.
Да чего сам-то. Может, я помогу…
Найти мне надо одного человека.
Кого?
Кит помолчал, а потом, словно решив что-то для себя, вернулся на стул.
Ладно, слушай. В общем, я хочу найти того доброго человека, из пись-ма.
Зачем?
Поговорить с ним хочу.
Да о чем с ним разговаривать-то?
Есть о чем. Понимаешь, если он к ней нормально относился, ну не лю-бил, хотя бы, нравилась она ему – это одно дело. А вот если он просто так… Тогда все по-другому. Все по-другому…
Он закашлялся, хватил прямо из чайника воды и закурил…
Кит, а как ты его найдешь, это когда было-то.
Есть у меня ниточки.
То есть?
Понимаешь, я точно знаю день, когда это случилось.
Как это?
Понимаешь, Крокодил, я ее в тот день видел. Случайно увидел. Дождь лил жуткий, град даже был. И вот, поздно вечером я иду домой – вижу впереди Эльза. А походка такая, словно ей идти больно. Я в первый момент подумал, что она пьяная. Иду следом, но не догоняю. Ну, нико-гда я в детстве не мог к ней так просто подойти. Вот и иду следом, ну просто так, чтобы кто-нибудь не пристал. Вот, иду, иду… А она, мимо кустов когда шла, по тропинке, бросила что-то в кусты. Ну, я и подоб-рал…
Что подобрал?
Полотенце это было, в крови. Ну я тогда и про походку понял. Читал я об этом. Ну и рассказывали мне девчонки. Такое с некоторыми быва-ет…
И это ниточка, - я попытался сказать это насмешливо, а главное, чтобы голос не дрогнул. Вроде получилось, потому что Кит спокойно про-должил.
Это начало ниточки. Естественно, что домой я в тот вечер пришел очень поздно. Не мог, боялся, что сделаю что-нибудь плохое. Вот, по-этому я сначала просто по лужам шлепал и мерз, а потом понял, что могу найти его. Короче, я вернулся к тому месту, где я ее увидел. Я шел от магазина, передо мной ее не было, завернул за твой дом и увидел, она как раз к углу твоего дома подходила. Вот и получается, идти она могла либо из твоего дома, либо из соседнего… Во двор выходят толь-ко их подъезды…
Хитро…
Ничего хитрого. Тогда я осмотрел все пять подъездов. Два в твоем до-ме и три в соседнем. В крайнем подъезде соседнего дома я увидел окурки, она курила такие сигареты. Единственная в классе, а может и на районе. Она их в валютном магазине покупала.
Вот блин!
Я же говорил тебе, что я о ней знаю очень много… Ладно, это второй хвостик ниточки, но главное, рядом лежали еще окурки. То есть, они, он и Эльза стояли в подъезде и курили…
Значит, он из того подъезда, - поторопился я сделать вывод.
Нет. Хотя, я в первый момент тоже так подумал, но потом понял, что нет. Они там просто от дождя прятались, в квартиру-то не поднялись. Значит, он точно, не из того подъезда. Остается четыре. Его Эльза на-звала добрым человеком, думаю, что она его не просто знала, она ему доверяла. Получается, что квартира его в этих двух домах, в этих четы-рех подъездах.
Это грубо, сто шестьдесят квартир, - прикинул я в уме цифру.
Меньше. Я ведь потом словно заболел желанием найти его. Я за месяц практически всех наизусть выучил…
Ох как мне стало нехорошо. Даже в животе похолодало. Хотел я задать еще один вопрос, но Кит заговорил первым, сам.
Вот если бы он мне тогда попался, когда я первый раз письмо читал, и на экране видел, как санитары ее в мешок упаковывали – тогда бы я его точно убил. Не задумываясь. А сейчас – не знаю…
Кит снова закурил. Потом взглянул на часы и спохватился.
Ладно, извини Крокодил, что взвали на тебя все это. Ты голову не за-бивай. Я сам все сделаю, - с этими словами он и покинул мой дом…
* * *
Прошло уже два дня. Он ушел, и как пропал. Зато теперь я на улицу почти не выхожу. Белым днем еще ладно, да и то, до магазина и сразу назад. Сижу вот, пишу и думаю. Приходит в голову разное. Вот, например, сегодня утром, пока-залось мне, что Кит знает, кого именно Лизка помянула в письме. Может быть, тогда еще выяснил, а может сейчас… И ко мне он пришел, как раз для того, что-бы поговорить с ним – тем добрым человеком. Но тогда почему он ничего не сказал, почему ушел… Не знаю… Может простил, может задумал чего… Зато я теперь могу только ждать. Ждать, что звякнет звонок, или в дверь постучат. Я даже к окнам не подхожу, Кит ведь не сказал, кем именно он в спецназе служил. Вдруг снайпером… Хочется, конечно, верить, что он ничего не знает, и ничего выяснить не сможет. Все-таки сколько время прошло… Только я Кита знаю, и не думаю, что он сильно изменился. Если уж он смог пронести и сохранить свою любовь, то ненависть, наверняка, сохранит. Я, между прочим, только сейчас по-нял, что произошло тогда, во время разговора с ним. Тогда, на моей кухне, на том самом стуле, где сидела лишенная невинности Лизка, покидала его добрая сила, его любовь, а взамен нее, вселялась ненависть. Огромная. Я думаю не толь-ко ко мне, но что для меня важнее, и ко мне тоже…
Сергей Н. Айк
|
