Всего один звонок.
Я здесь, я снова здесь, я зачем-то здесь.
Я слоняюсь от угла к углу, удивленно рассматривая тощие ноги и уставшие руки, которые безвольно повисли вдоль тела. Ладони большие, а пальцы шершавые. Мне холодно и в этом теле, и в этой комнате: мне холодно в этом мире.
Я хожу; взгляд падает на черноту за окном – на стекла навалилась ночь. Мне кажется, стекло треснет, но мне будет все равно, как и сейчас. Я вижу эту ночь всегда: она и любит и душит меня. Кажется, в этом городе не наступит рассвет, и где-то я это уже видел…
Но я здесь. Я снова здесь. Я зачем-то здесь.
По углам серыми комками развалились клубки пыли – жаль нет котенка. Жаль нет котенка – хоть какой-то смысл появился бы у этой пыли… Жаль нет котенка – мой взгляд стал падать бы на него – я смотрел бы уже на три предмета по очереди.
Я слоняюсь от угла к углу, отсчитывая томительные секунды. Тик-так, тик-так. Мне неуютно, нехорошо, и никогда не бывает хорошо. Не повезло с самых первых вдохов мутного воздуха – сразу стало нехорошо, нехорошо и по сей день. Лучше бы я умер – не говорите, что нельзя так, не говорите мне! Я знаю, что мне лучше. И я предпочел однажды смерть, но черт возьми,
Я здесь, я снова здесь, я зачем-то здесь.
Я достаю пачку сигарет и начинаю курить. Конечно, как же такому типу, как я – не курить. Страдающий меланхолик думаете вы с сарказмом, а я посылаю вас на, показывая массивный средний палец дрожащей ладони. Я неудачник, и я устал, я ненавижу углы и ночь, ненавижу пыль, и ненавижу котят.
Сигарета не доставляет мне удовольствие, но от нее появляется дым. А это уже что-то значит.
Я не вижу ничего в этой жизни, в этом бетоне, цементе, цинизме, лицемерии, одним словом в людях и их деятельности...
Я знаю, до мельчайшей подробности знаю каждую божью ошибку, и они давят на меня, они душат меня. Я хотел бы ослепнуть, хотел бы оглохнуть – но потолок сверху глядит устало и моргает веками, а звуки разрывают внутренности на части.
Я жду ее звонка.
Я люблю ее, и знаю что она чудовище. Она унижает меня и плюет свысока, громко смеясь. Я опускаюсь на колени. Она поднимает ножку и ставит на мою спину грязную туфельку с острым каблуком. Я целую землю, на которой она стоит. Это ее победа, и самая ничтожная победа. Самая ненужная победа – так, ради смеха.
Я готов валяться на ее пороге и готов ждать годами одного лишь звонка; я червяк; но Бог дал мне сердце – и это его очередной просчет. У меня все не так и не для того – немощные руки, дрожащие ноги, торчащие ребра и сердце, конечно, тоже оказалось таким… Таким…
Таким.
Оно сжимается и смеется надо мной, повелевая валяться у нее в ногах неподвижно несколько часов или суток, пока жалость не притронется к ее красивому личику. Повелевая вдыхать пыль грязного коридора, которая противно хрустит на зубах, как жженый сахар.
Я жду, когда все это кончится, но не кончается. Я достаю очередную сигарету.
Я не хочу ненавидеть, я не могу. Я не хочу любить, я не могу. Я ничего не могу – я неудачник, мне не повезло. И не смейте жалеть – я недостоин, и слишком никчемен, чтобы привлекать к себе внимание.
Я лишняя деталь в огромном механизме, которая болтается и звенит где-то внутри, и хочется ее оттуда достать, вытащить. Однажды кто-то пожалел и попытался. Но.
Я здесь; я снова здесь – я зачем-то здесь.
Я жду ее звонка. На улице ночь, а ночью любят еще сильней. Я здесь один, а одинокие любят еще сильней. Я дышу; и душа в теле; и сердце бьется; и все это так жалко.
Кто придумал телефон? Я проклинаю того, кто придумал телефон. Кто придумал любовь? Я ненавижу того, кто придумал любовь. Кто придумал людей? Такой же участи тому, кто придумал людей. Но кто придумал ее…?
Спасибо тому, кто придумал ее.
В тишине неожиданно раздается звонок. Сквозь шуршание и треск слышен слабый голос. Голос дрожит, и воздух пронзает лишь одно слово; «Приезжай».
Приезжай. Ноги подкосились, и сердце замерло…
Приезжай…
А все же жаль, что нет котенка.
|