Моя первая пасха
Шёл май 1945 г. Заканчивалась Великая Отечественная война, и мы все, оставшиеся в живых жители блокадного города, как нас стали потом называть, а тогда, просто ленинградцы, чувствовали, что война вот-вот должна кончиться. Мы ощущали конец войны и в уже привычных победных сводках Совинформбюро, где назывались занятые нашей армией немецкие города. В преддверии победы были значительно увеличены нормы отпуска хлеба, круп и других продовольственных товаров. В Ленинград постепенно стали возвращаться эвакуированные в начале войны семьи. Что касалось нас, детей, то в наших, до этого пустых дворах, появились наши ровесники, которых мы, конечно, не помнили, потому что им, как и нам, в начале войны было по 3-5 лет. Мы смотрели друг на друга с детским любопытством, некоторые из них привезли с эвакуации неизвестные нам игры. Дворов для игр нам уже не хватало, и мы высыпали на улицу Восстания и дальше на близлежащие улицы и переулки. К нам мог присоединиться любой мальчишка, в игру принимали всех, независимо от места проживания и возраста. Мы так соскучились по этим довоенным играм, что, казалось, весь город со всеми улицами и переулками принадлежал только нам. Даже пережившие с нами блокаду, весело дребезжавшие красные трамвайчики, изредка бегущие по улице Восстания, совершенно нам не мешали. Дети напоминали разжавшуюся пружину, которая два года блокады была сжата до предела постоянным голодом и нестерпимым холодом. Во время блокады мы почти не выходили на улицу, оставаясь неделями в нетопленых квартирах.
Те, кто приехал из эвакуации, с трудом вспоминали свои игрушки, оставленные в спешке 3 года тому назад –они были уже неинтересны детям, ставшим и старше и серьёзнее. Война, опалившая этих детей, лишила их также и трёх лет детства. Взрослые, наверное, видя нас на улице, радовались по-своему, не делали никаких замечаний нам, выбегающих порой на проезжую часть дороги. Мы могли находиться на улице целый день, порой забывая о еде, не в силах бросить друзей в наших бесконечных играх.
И вот однажды, в самом начале мая, ко мне подошёл мой друг и пригласил к себе на обед. Он сказал также, что сейчас праздник, но какой, я тут же забыл его название. Главное для меня было то, что его мать наварит картошки, которую она привезла от своих сельских родственников, живших под Павловском, год тому назад освобождённым от немцев. Моя мама дала мне немного хлеба и маленький кусочек масла, и через 5 минут я был уже у друга, жившего в том же дворе, что и я. На столе дымилась и безумно вкусно пахла картошка, очищенная от кожуры, Её запах нисколько не был похож на запах мёрзлой картошки, самого вкусного блокадного блюда, которую мы всегда ели с кожурой. Рядом стояла тарелка с квашеной капустой, вкус которой мне был совсем неизвестен. Неожиданно в голову пришла глупая мысль, выбросили ли они картофельные очистки, из которых тоже можно было что-то сделать. Мы с другом жадностью набросились на еду, хватая руками обжигающуюся картошку, заедая её хрустящей квашеной капустой. Видимо, я никогда не забуду вкус этой поистине царской еды, несравнимой ни по вкусу, ни по количеству с тем, что я ел раньше, Я впервые наелся, хотя раньше мне казалось, даже в мечтах, что никогда не смогу наесться вдоволь. Съев всё до капельки, я взглянул на друга и его мать –тётю Катю. Они, видимо, давно перестав есть, молча глядели на меня, ожидая, когда я закончу не есть, а поглощать с жадностью пищу. Затем, выйдя на кухню, вымыл свои тщательно облизанные пальцы и вытер их насухо необычно раскрашенным полотенцем. Вернувшись в комнату, я сел за уже убранный стол. За столом сидела тётя Катя, перед которой лежала довольно толстая и зачитанная книга, открытая где-то на середине. В разных местах книги были бумажные закладки.
Тётя Катя, начала с того, что сейчас великий праздник – Пасха, день воскресения Иисуса Христа, и, что в этом, 1945 году, он совпал с майским воскресением 6 мая. Затем она, своими словами, иногда посматривая в книгу (это – Евангелие, сказала она), стала рассказывать про этот самый большой и главный христианский праздник. Что – это праздник – избавление, через воскресение Христа, от рабства и дарование жизни всем живущим. Это – праздник весны, возрождения. Сейчас, через много лет, я не перестаю удивляться тому совпадению, как в тот, далёкий 45-год, праздник Пасхи не только почти совпал с днём окончания войны, но и стал как бы праздником возрождения жизни в измученном блокадой Ленинграде, даровании жизни всем оставшимся в живых ленинградцам. Сказав о том, что празднику Пасхи предшествует 40-дневный пост, тётя Катя горько улыбнулась, добавив, что наш пост длился непрерывно 3 года. Она зачитала из Евангелия некоторые места, связанные с Воскресением Христа, поясняя иногда их содержание. Видимо, в семье моего друга много раз обращались к этой книге, но на меня, слушающего её первый раз, и, честно говоря, воспринимающего Евангелие, как древнюю историю, она оказала большое влияние. Простая женщина так ясно и понятно рассказывала о Пасхе, что мне, казалось тогда, всё было ясно. Из её слов я понял, что этот человек, Сын Божий и Сам Бог, прошёл весь путь простого человека, чтобы понять все его беды и страдания, путь от рождения до смерти. И затем он принял на себя мучения и смерть, как простой человек, пролил за людей на кресте свою кровь, хотя мог бы, как Бог, её избежать. Он, сам будучи безгрешным, взяв на себя все человеческие грехи, простил людям их грехи. И, поэтому, каждый год снова и снова, в день Пасхи, вспоминают о муках, принятых Иисусом Христом за людей. Так понял я тогда из рассказов тёти Кати. Уже, затем, будучи взрослым, я прочёл и Ветхий и Новый заветы, и, встречая знакомые, прочитанные когда-то тётей Катей строки, я вспоминал и тот день 45 года, и запах картошки и моё детство и радость от того, что я прикоснулся тогда к чему-то очень прекрасному, очень важному для меня и моей дальнейшей жизни.
Прощаясь, тётя Катя подарила мне маленькое окрашенное в красный цвет яйцо. Она сказала, что яйцо, окрашенное кровью Иисуса Христа – символ возникновения новой жизни, что в мёртвой каменной скорлупе бьётся жизнь. Склеп, куда положили его тело – это скорлупа, в котором находилось тело вечно живого Бога. Яйцо было маленькое, видимо от худосочных кур, так же как и мы, пережившие блокаду и оккупацию. До этого я не знал вкуса яиц, но мне даже и не приходило мысли его попробовать. Придя домой, я положил яйцо в самое укромное и тёплое место, и, нередко, доставал его и прижимал к щеке и к уху, надеясь что-нибудь увидеть и услышать. Со временем яйцо усохло, а затем и вовсе потерялось в суете жизни, но я всегда вспоминаю в день Пасхи то, первое яйцо, подаренное мне в голодные военные годы.
А через 3 дня после Пасхи наступил праздник Победы.
И сейчас, через много лет, я думаю, что совсем не случайно в 1945 году Пасха-день возрождения и символ жизни, день воскресения Иисуса Христа, пришлась на майское воскресенье, за 3 дня до праздника Победы
Санкт-Петербург, март 2008г,
|