Мерно горит свеча на грубо сколоченном столе. Небольшая келья с ковром на полу, полками, забитыми книгами, бочкой с водой и, конечно, иконами. Человек, облаченный в рясу, пишет что-то. Строки у него ломаются, глаза дергаются, печальные тени выталкивают и обесцвечивают образы того, что он пишет. Подняв глаза, человек упер взгляд в стену. Он шевелит губами, борется с самим собой, но, наконец, бросает карандаш и откидывается на стуле. Не получается, вымученно все, безлико, думает он. Зачем писать таким пустым сердцем и не наполненной верой душой? Скосив глаза в угол с иконами, он представляет, как падает на колени и начинает горячо молиться. Он уже даже порывается сделать это. Чуть напрягается, но вновь расслабляется и устало опускает веки. «К чему? Я-то знаю куда меня тянет теперь.» В улыбку сложились его губы. Этот человек был брат Василий. Когда-то он ушел от жизни послушником в этот монастырь, и, укрощая страсти своей натуры, погрузился в писательство. Поначалу было тяжело - слова не складывались, и каленым железом жгла мысль, что он сам себя похоронил, что погубил свою жизнь, что умер раньше времени. Но постепенно в мысли пришел покой, в текст- красота. Чего он хотел, и не получал в миру? Когда он думал об этом, а такое часто случалось, то понимал, что его манила слава, хотелось успеха, легкости. Тяжело было без любви и сострадания в таком непривычном мире. Но винить себя не буду, рассуждал Василий, греха я не миновал, но всегда, все годы я чувствовал и нес в себе красоту. Я не понимал и не постигал ее полностью, от того она и пьянила меня, и жаждали глаза электрических огней, разноцветья. Теперь уже и не вспомнить Василию как он увидел выход в тяжелых и угрюмых стенах мужского Вологодского монастыря. На все свои скалящиеся и больные раны он наложил целебную повязку из безыскусных и простых монашеских лиц.
Шел он тогда по какой-то, как ему казалось, заброшенной дороге, нагнувшись, быстрой суетливой походкой. Спешил спрятаться. Подумал уже, что заблудился, как вдруг увидел меж веток громаду монастыря. Постучался. И вот с тех пор и живет здесь. Монастырь расположен рядом с горами. Там у Василия была особая пещера. Когда- то там были древние самоцветные шахты. Все завалили, а одна пещера осталась, забытая всеми.
В дверь тихонько постучали. Видимо пришедший думал, что Василий пишет и не хотел ему мешать.
-Войдите, пожалуйста.
Дверь открылась и в келью, опустив глаза, робко вошел юноша со свечою в руках. Красивое, нежное, всегда смиренное лицо. Аккуратно стриженые волосы. Это был инок Иван.
-Простите, что помешал, брат Василий, но настоятель велел передать ваши письма.
-Хорошо Иван. Спасибо тебе большое.
Иван улыбнулся. «Как от любого искренне-доброго слова он расцветает.» -подумал Василий. Иван вышел.
В письмах ничего особенного не было. Одно коллективное от старых друзей, одно из издательства, одно от монаха из другого монастыря, с которым Василий вел духовную переписку.
Нет, все письма завтра. Все мысли на чистое и свободное сердце, решил Василий, а теперь видно придется идти, на ночь, глядя, придется видимо… Василий встал, потушил свечу, накинул на плечи теплый плащ и вышел из кельи.
За стенами монастыря распростерлась ночь. В черном небе повисла ярко-серебренная монета луны, изъеденная какими-то подтеками. Полнолуние. Василий пробирался по знакомой дорожке в горы. Шумели деревья, легкими порывами гулял ветер. Чем дальше уходил монах, тем больше он ускорял шаг. Лицо его вспотело, когда он, наконец, добрался до своей пещерки. Убрал от входа ветки, наваленные для незаметности, и вошел внутрь. Здесь он достал из-за пазухи небольшую лампу и разжег ее. Бугристые каменные стены покрылись неспокойным желтым светом. Тень от монаха вылетела в черное пятно входа. На громадной горе появилась елезаметная черная точка. Василий прошел немного вперед, и точка исчезла.
Здесь, в глубине известной только ему пещеры, лежало то, что изводило монаха последний год. Случайно, гуляя по окрестностям летом, он нашел этот запыленный сундучок. Открыл из любопытства. Вот и сейчас он протянул руку, откинул увесистую крышку и в бедном доисторическом свете пламени вспыхнули маленькими звездочками грани драгоценных камней. Сколько их было здесь? Что они стояли вместе?
Василий не знал этого, но догадывался, что явно немало. Смешная судьба. От ненасытной жажды богатств и славы уйти в тихие чертоги упокоенной веры и случайно наткнуться на несметные сокровища. Как теперь можно вернуться обратно? Все чего хотелось купить, все, о чем мечтал свершить! Вернуться к людям королем, хозяином! Глаза монаха раскалились огнем алчного азарта. Он бросился к выходу и окунул их в просторы ночного неба. Слезы потекли по щекам. За что мне эти испытания? - Спрашивал он себя.- Зачем? Я знаю, что я не свят, что грешен, но зачем искушать и мучить меня?
Он стоял и понимал, что не вернется он с этими камнями к людям. Там в сундуке переливается и сияет смерть для его сердца и души. Чистый яд для той частички света, что он уберег в себе. Он пустился в обратный путь и всю дорогу говорил сам с собой. Спорил, проклинал, клялся. Он поминутно плакал. Огонь в его груди разгорался и, войдя в келью, он снова сел писать. Теперь он видел перед собой живую темноту и с одной только восковой свечой, будто с тяжелым мечом, рвался ее победить. Слова лились на бумагу как слезы. Терзалась и творила его душа.
Заснет Василий только под утро. Потухнет свеча, и ласково ляжет на взлохмаченную голову монаха теплый взгляд с деревянной иконы, висевшей в углу. Терпи и помни, терпи и помни…
|
